Современная португальская новелла

Лаура была вне себя от ярости. За сломанную ногу свекра пришлось дорого заплатить и врачу и аптекарю. Какая глупость: реку эту курица вброд переходит, — ну, выкупался мальчишка, ну, перепугался, ничего бы с ним, чертенком, не сделалось. Платить такие деньги, когда они только-только встали на ноги. От зари до зари надрываются, по грошику едва наскребли на покупку семян и удобрений, вся утварь в доме пришла в негодность, крыша течет как решето. Хорошенькое наследство оставил им эта старая образина свекор. А теперь еще нога — сколько денег выброшено на ветер, а сколько дней придется за ним ухаживать, а сколько кур зарезать на бульон! Нет, решено: они платят половину расходов! Что из того, что старик обезножел по милости их Алваро: конечно, Элвира рада будет взвалить на них всю тяжесть, ни гроша не даст! Пусть не надеется, мерзавка! Лаура не из того теста, что муженек — тряпка, бестолочь, тупица! Сестру не может приструнить! Лентяйка, мошенница! А зятю вообще ни до чего дела нет — только бы глаза залить! Одним, значит, пироги и пышки, а другим синяки и шишки?! Не выйдет, сестрица! Все поровну! Она не она будет, если не заставит их влезть в это дело!

Колеса все громче стучали по выбоинам мостовой, и Лаура, внимательно следя за дорогой, заставила себя забыть на время об этих неприятных делах. Они прошли уже дом Россио, миновали неосвещенные лачуги на извилистой улочке; дорога шла теперь в гору. Задыхаясь, скользя по влажной мостовой, Флавио изо всех сил тянул тачку, но она еле двигалась. Лаура, упершись в заднюю стенку, яростно толкала сзади.

Они прошли еще несколько шагов и остановились, измученные, взмокшие, шумно отдуваясь в ночном безмолвии улицы. Не успели они передохнуть, как вдали послышался шум шагов. Супруги молча затолкали тачку в темную щель между домами, загородили ее собой и встали, как люди, занятые неторопливой беседой. Кто-то шел по улице, насвистывая «Старый Лиссабон», и шаги гулко отдавались в узком туннеле между черным низким небом и стенами домов. Флавио и Лаура прижались к стене, стараясь остаться незамеченными.

В нескольких метрах от них мужчина перестал свистеть и пошел медленнее. Вглядевшись в неясные силуэты, он хотел было обойти их, но все же поздоровался. Только Лаура ответила ему сдавленным голосом. Они вздохнули с облегчением, когда прохожий, свернув за угол, снова засвистел. Едва стихли его шаги, они снова вцепились в тачку и молча поволокли ее вверх.

Совершенно мокрые от пота, с трясущимися от напряжения руками и ногами, они достигли наконец цели. Гладкая и ровная долина тянулась до самой Фейры и там шла под уклон, к дубовой роще, к темной цепочке домов. Ночь здесь была словно еще непрогляднее, еще черней, фонари на столбах едва отбрасывали желтый свет.

После тяжелого подъема в гору сейчас казалось, что тачка катится сама. Передохнувший Флавио направил ее к трем маленьким домикам, прилепившимся на склоне Фейры. Они остановились у того, что был посередине, и Лаура сказала:

— Иди.

Не двигаясь с места, муж пробормотал:

— Поздно… Они уже легли, наверное…

— Ничего, встанут! Подумаешь, господа! Мы по их милости надрывались. — Пронзительный голос жены словно пришпорил Флавио: волоча ноги, он подошел к дверям, постоял несколько секунд неподвижно, потом медленно поднял руку, негромко постучал.

— Сильней!

— Да подожди ты, черт возьми!

В доме никто не подавал признаков жизни. Флавио снова постучал. Никакого ответа. Он снова занес кулак, когда внезапно распахнулось маленькое квадратное окошко и женский голос спросил, кто там.

— Это я, Флавио… — тихо ответил он.

— Что тебе надо так поздно?

— Я привез отца… Сегодня суббота…

Ночь ожила, стал слышен шелест ветра в листьях, рев автомобиля на шоссе, голос певца из репродуктора в ресторанчике Ларилы. Но все это заглушил поток ругательств, хлынувший через темное окошко в двери:

— Мне-то какое дело, что сегодня суббота! Сволочи! Суродовали старика, вот и возитесь с ним теперь сами. Здесь и без него хватает народу, и все жрать хотят!

Лаура тут же выскочила вперед:

— Ты-то, видно, больше всех хочешь, паскуда! Смотри, подавишься!

Окошко хлопнуло, словно ружейный выстрел, в лицо остолбеневшего Флавио. В холодном воздухе еще не затихло эхо, а обезумевшая от ярости Лаура, вцепившись как одержимая в руку мужа, потащила его назад. Качаясь на нетвердых ногах, он покорно подошел к тачке.

— Да шевелись же, чтоб тебя!..

Машинально наклонившись, Флавио помог жене приподнять отца. Они перенесли его к дому и прислонили к стене. Тонио Балау не проронил ни единого слова и не застонал.

КАРЛОС ДЕ ОЛИВЕЙРА

Ворон Перевод С. Вайнштейна и Г. Туровера

Над входом в старый этот дом, на притолоке, угнездился ворон — ни дать ни взять со страниц знаменитой поэмы Эдгара По. Только что не величествен, как его собрат, не ослепляет стихами, не завораживает снежной, летящей из мглы круговертью.