Современная португальская новелла

— А ты кто? — ответил вопросом на вопрос один из ребят. Все они были мальчиками. Видно, непреклонное лоно Тилии, как и лоно леди Макбет, производило на свет только ангелов мужского пола. Бывший владелец Бруски сдержал раздражение. Он знал, что дети землевладельцев, чьи хозяйства находились во внутренних районах страны в пол-легуа от моря, были невоспитанны и грубы, как пастухи Баррозо, и разговаривали с незнакомыми людьми развязно и нагло, без тени смущения. Но подобное здесь, в благородном старинном фамильном замке, каким была Бруска… Это слишком! Коротким хлыстиком, который всегда был при нем, когда он ходил пешком, сеньор Алена отогнал преграждавших ему путь мальчишек. Они расступились и пропустили его. Однако он сумел сделать всего несколько шагов и снова был вынужден остановиться. На пути его стояла смазливая зеленоглазая женщина. Это была Тилия. Чертами лица она напоминала мулатку. Удивительно, что после стольких лет жизни в Бруске с Камило Тимотео с ее лица так и не исчезла эта томность проститутки. Наоборот, Тилия приобрела уверенность, и на пороге своего дома она чувствовала себя хозяйкой. Ее задумчивая, ничего не значащая вялая улыбка была даже очаровательной. И все же заискивающая и бессмысленная покорность выдавала ее с головой. Нет, леди Макбет не была ей сродни. Светлая креолка Тилия была натурой ограниченной и чувственной, как сказал бы Стендаль. Она подоткнула передник за пояс, чтобы выглядеть приличнее. Тилия опять была беременна.

— Не знаю, дома ли хозяин, — сказала она предусмотрительно. Следом за Тилией, которая шла впереди с намерением предупредить Камило Тимотео, бывший владелец вошел в вестибюль. Вестибюль и лестница были выдержаны в архитектурном стиле провинции Миньо, что свидетельствовало о мужественном характере хозяина. И тут, в вестибюле, бывший владелец Бруски испытал настоящее потрясение: с потолка исчезла роспись. Поначалу ему показалось, что Бруску постиг пожар, так как стены были покрыты почерневшими струпьями сделанной под мрамор штукатурки.

— Я сказала верно, его нет, — крикнула Тилия сверху. Она явно не хотела спускаться и, облокотившись на каменные перила, смотрела на пришельца с лукаво-спокойным выражением лица. Сомнений не было — она лгала. И ложь эта доставляла ей удовольствие. Раздосадованный сеньор Алена покинул Бруску и, не сдержавшись, первому встречному раздраженно сказал:

— Неужто я расстался с моим домом, чтобы увидеть его в таком плачевном состоянии? Мой брат — бездельник, а этот просто мерзавец!

Потом, сидя в открытом кафе на площади, в железном кресле красного цвета — эти кресла придавали городку туристский шик, но в них, как правило, сиживали торговцы и служащие, — он выпил чашечку кофе с коньяком. Кассир из банка, составивший ему компанию, высморкал свой массивный римский нос, потом, прежде чем спрятать платок, сложил его вчетверо и сказал:

— Да, жаль. Очень жаль.

Бывший владелец Бруски бросил на стол монету. Она покатилась и упала на пол. Он даже не соизволил нагнуться и поднять ее: сеньор Алена чувствовал себя оскорбленным и не мог больше сдерживать раздражение. Все пришло в упадок, все, абсолютно все было не таким, как раньше. С щемящей тоской он вспомнил старые добрые времена, когда жизнь казалась прочной и благополучной. А какие удивительные были обычаи. Например, бой глиняной посуды на четвертый день пасхи. Девушки, стоя, бросали друг другу кувшины, и они, падая на землю, разбивались. Откуда пришел этот странный обычай? Может, это было своего рода жертвоприношение тому, кто способен пробудить природу от зимней спячки? Бывший владелец Бруски никогда раньше не задумывался над подобными вещами, но теперь с особой грустью и острой тоской припоминал все мельчайшие подробности. Ему вспомнились кражи, преступления, бушевавшие некогда страсти. В провинции ходило столько легенд, и всегда чей-то дом или какое-нибудь место почему-то считались таинственными, а тростниковые заросли могли поведать о чем-нибудь секретном.

— Да, жаль, — еще раз сказал кассир. И его большой нос тоже был согласен с тем, что жаль, очень жаль. Скорее всего, и он был любовником Тилии. Кое-кто даже клялся, что это именно так. Виновников появления на свет отпрысков Тилии в городке было много, поэтому городок, как соучастник, усыновил их всех, оптом. Друзья чаще исповедовались в своих грехах, чем в добродетелях, и потому, когда дети Тилии вырастали, они всегда благодаря возникшему сообществу находили место под солнцем.