Современная португальская новелла

Без дальних околичностей сеньор Алена заговорил о своих намерениях относительно Бруски. И пока он старался подчеркнуть побуждающие его на этот шаг причины нравственного порядка, Клаудино сам загорелся желанием купить ее, он прикидывал, подсчитывал, соображал. Когда же бывший владелец Бруски покидал их дом, озабоченный, взбудораженный, сверхпредупредительный Клаудино пошел проводить его до дороги. Возвращался он медленно, не торопясь. Клаудино был тучным, излишне полнокровным и вполне здравомыслящим человеком. На похоронах и свадьбах никто не мог его заменить: он умел утешить опечаленное семейство, организовать похороны, знал, как никто другой, приличествующие случаю обычаи. Жена его скучала с ним, как наделенная воображением женщина может скучать с честолюбцем, не имеющим средств к существованию. Жили они в арендованном доме, собственных земель не имели, что, по мнению Клаудино, приравнивало их к поденщикам или того хуже. И в общем-то он был не далек от истины, ведь он был сборщиком налогов, которого связывают тесные узы с ростовщиками и грабителями. Однако чрезмерная услужливость Клаудино и рассудительность его жены, слывшей женщиной доброй, сделали свое дело: вокруг них установилась атмосфера доверия.

— Изабелинья, — сказал Клаудино мечтательно, стараясь привлечь ее внимание. Так он говорил лишь в исключительных случаях, преследуя какой-нибудь корыстный интерес или имея планы, которые еще не совсем созрели в голове этого несостоявшегося собственника. — Изабелинья, дом, в котором мы живем, похож на санаторий, но в нем нет шика.

Она посмотрела на него поверх своих очков в золотой оправе, что-то быстро соображая, но ничего не сказала. Она была тактична и никогда не вмешивалась в дела мужа. Но один ее вид, почти ощутимая суровость могли толкнуть человека на необдуманный шаг и даже на преступление. Она прекрасно поняла, что Бруска завладела помыслами Клаудино. Но не проронила ни звука, ничем себя не выдала. И даже если бы возникла необходимость кем-нибудь пожертвовать, Изабелинья и тут осталась бы верна себе — она бы молчала.

— Подожди, не убирай стакан, — сказал Клаудино, потому что она имела обыкновение убирать со стола все, до последней крошки, и с видом озабоченной тюремной надзирательницы запирать на ключ шкафы. С кажущейся рассеянностью она ловко взяла со стола графин с вином.

— Этот дом всем хорош. Он удобен, и в нем достаточно света.

— Да, но я не о том. Все, кто приходит к нам, спрашивают: «Арендуете?» И относятся к нам не так, как хотелось бы.

— Лично я ни в чем не могу себя упрекнуть. Пол всегда вымыт и натерт, мебель оплачена. И крыша у нас новая.

Клаудино вдруг показалось странным, что он женат на этой женщине. Внешне она напоминала цесарку, стройная и даже красивая, но до чего суха! Когда он уже готов был отказаться от мысли о Бруске с ее аристократической террасой, с которой в былые времена читали секстины, Изабелинья сказала:

— У Камило Тимотео совсем нет друзей, и он очень нуждается в…

Она вышла из столовой с подносом, уставленным стаканами, и было слышно, как они позвякивали, когда она случайно задевала локтями стены узкого коридора. Восемь дней Клаудино медлил, не приступал к делу. Но в провинции все тайное быстро становится явным, к тому же бывшего владельца Бруски видели в его компании, когда они беседовали на узкой, пустынной улочке, ведущей к большой дороге. Однажды вечером Клаудино угостил чашкой кофе сына Тилии, того самого, который имел тонкую, как у танцовщика, талию.

— Завтра еду в Порто, поедем со мной?

— А зачем?

— Хочу купить кое-что на аукционе. Поможешь мне привезти.

— Ящики? Я не грузчик.

— Да нет, не ящики. Там посмотрим. Но если не хочешь, дело твое. Я кого-нибудь найду. А почему бы тебе не поехать, увидишь Порто…

Так Луис Гонзага попал в сети Клаудино. Ему было восемнадцать, но он вполне сошел бы за пятнадцатилетнего. Голодный как волк, он много ел, но, видно, не в коня корм: худ был, как хворостинка. Мать не баловала его, а Камило Тимотео баловал, покупая ему каждый раз, когда они выходили вместе в город, все, что тот изволил пожелать. И вот мальчишка вырос бездельником и озорником. Из школы он принес несколько указок и грифельную доску. Тилия все это вовремя отобрала, чтобы ему не надрали уши. Он не знал таблицы умножения и не знал, что первый король прогнал Тарежу из Сан-Мамеде[18]. Однажды Луис Гонзага побывал в Гимараэнсе, где, затаив дыхание, рассматривал доспехи Энрикеса. «Вот это да! Даже на руках железо». И тут он решил, что его жизнь совсем не так хороша, как могла бы быть.

Клаудино взял его с собой в Порто, показал ему все, что мог, даже монастырь Кларис и зал, где находилась Тереза из «Роковой любви».

— Смотри-ка! — сказал Луис Гонзага. — У нас был такой же потолок. — Он очень удивился, узнав, что потолок может быть произведением искусства. — Мы продали его два года назад.

— Это отец велел продать?