Современная португальская новелла

Вот почему Клаудино не имел за душой ни копейки. И все же, видя гнев и разочарование бывшего владельца усадьбы, когда тот говорил о постигшей ее судьбе, он загорелся желанием приобрести Бруску. Изабелинья не отговаривала. Когда речь заходила о доме вроде этого, у нее начинали дрожать губы. А мысль о том, что Бруска по вине теперешнего ее хозяина пришла в такое плачевное состояние, приводила Изабелинью в ярость. Ведь у нее в крови были тирания и предпринимательство, унаследованные от ее неспособных к деторождению теток.

— Поступай как знаешь, я не хочу мешать тебе, — сказала она доброжелательно.

Разговор происходил в ее спальне, в которой было четыре зашторенных филейными занавесками окна. Под толстой периной ее тело почти не обозначалось. И на широкой супружеской постели Изабелинья своим целомудренным и задумчивым видом напоминала святую Урсулу работы португальского Карпассио[19]. Клаудино положил было руку на ее плечо, но тут же отдернул: при свете дня он никогда не прикасался к ней, так как в ее глазах, блестящих холодным блеском, было что-то стеснявшее его.

Клаудино стал искать встречи с процветающим промышленником Монтейро дас Аркас, который начинал с мебельной фабрики, а стал хозяином ткацких предприятий. По сути дела, это были небольшие фабрички, и разбогател он не на них, а благодаря стечению обстоятельств, удаче, выигрышам. К тому же он был скорее расточительным человеком, чем способным сколотить состояние. Все, что ему нравилось, он приобретал, не очень заботясь о том, что по этому поводу скажут. У него была на редкость циничная физиономия, и он относился как раз к тем, у кого всегда на столе была икра, ибо помнил, что изысканность производит хорошее впечатление. В общем, это был элегантный мужчина, из тех, которые одеваются к шести часам вечера, чтобы выйти из дому и вернуться около семи утра, всегда имеют свежий вид, всегда любезны с привратником и булочницей, встречающими их у дверей дома, и производят впечатление людей, готовых финансировать социал-демократическую революцию. С ними бесполезно говорить о заработной плате, забастовках; они всегда ответят: «Возможно, они правы». Никогда нельзя было понять, что этому человеку по душе, а что нет. Лишь позвякивание ключей, когда он выбирал нужный, выдавало его нервозность. Кто знает, может, она свидетельствовала о большом проигрыше. Но нет, даже проигрывать доставляло ему удовольствие: проигрыш придавал своеобразное очарование и терпкий вкус его жизни.

Клаудино представился случай увидеться с ним в Порто. Монтейро играл на бильярде, и играл мастерски, с фантазией, считая эту игру одним из своих богемных развлечений. Медленно, точно совершая ритуал, он расхаживал из угла в угол зала с зелеными гардинами, полного табачного дыма. Разговаривал мало, выбирая собеседников. Нельзя сказать, что встреча с Клаудино его обрадовала. Но как все сильные мира сего, он был снисходителен к людям зависимым. Клаудино приступил к делу не сразу. Было семь, когда он стал наблюдать за Монтейро, надеясь угадать, пожелает тот его выслушать или нет. Около восьми он рискнул заговорить о Бруске. Полчаса спустя они выпили по чашке кофе, а в девять Клаудино решился окончательно. Однако Монтейро был заядлым игроком и обдумывал каждый свой ход. Ему аплодировали молодые ребята, которых он нанимал и с которыми потом расплачивался фишками из казино.

— Я не совсем понимаю, о чем идет речь. Вам нужны деньги? Я одалживаю всем, кроме друзей. Иначе я теряю и друзей и деньги.

Клаудино был возмущен: он не просил денег. Его интересовало совсем другое. Он хотел, чтобы Монтейро выступил в этом деле с Бруской как подставное лицо, она вот-вот должна была пойти с молотка. Камило Тимотео был при смерти и вряд ли протянет еще неделю. Претендентов было не так уж много, но Клаудино, опасаясь своих кредиторов, не хотел, чтобы знали, что он участвует в торгах. Только и всего. И ничего больше. Монтейро вытер свои испачканные мелом пальцы.

— Бруска? Не знаю. — Потом, припомнив что-то, сказал: — А, эти развалины с кружевными балконами по фасаду?

— Развалины, развалины… Старье, но какой строительный камень! Шестьсот конто стоит. Теперь уже такого не сыщешь. А капители, а плюмажи из камня! На них затрачены бразильские крузадо[20].

Монтейро пошел на попятный. Дерзость сменилась приторной вежливостью: он не желал прослыть невеждой. И между прочим условился с Клаудино о встрече, чтобы как следует все обсудить и обо всем договориться.

— Лично меня это не интересует. Дом почти разрушен, — заключил он.

Электрический свет придавал его лицу мертвенно-бледный оттенок. Это был красивый мужчина с пронизывающим, дерзким взглядом. Он чем-то напоминал вампира старого кинематографа. Теперь, пожалуй, подобного героя, прообразом которого, по всей вероятности, был волшебник Мерлин и кавалер розенкрейцер[21], можно встретить только в разделе газеты, печатающем научно-фантастические романы.