Современная португальская новелла

— Адриано они не нравятся, — жаловалась Изабелинья, то ли иронизируя над сыном, то ли соглашаясь с ним. И все же она продолжала делать то, что было ей по душе. К вечеру, когда жизнь в доме затихала и слышалось только глухое уханье совы, она отправлялась в комнату сына и вела с ним беседы до глубокой ночи. В эти часы Изабелинья преображалась. Она не выглядела ни поникшей, ни сентенциозной, а очень живой, пылкой, способной перевернуть мир, но не решить какой-нибудь насущный вопрос. Это была веселая, пустая болтовня без конца и начала. Голубые глаза ее блестели, она розовела от возбуждения. В эти минуты Адриано иногда переходил с ней на «ты», чего никогда не делал при отце. Клаудино оскорбляла их близость.

— Этому скоро конец, — сказала как-то Изабелинья мужу. — Он женится, и все кончится.

Говорила она спокойно, с напускным безразличием, но за этим безразличием крылась назревающая трагедия. Никто не знал, что испытывала эта женщина. А испытывала она то, что не поддается клиническому исследованию, не имеет названия по-гречески и не определено Венской школой и что обычно испытывает любая женщина, когда чувствует, что дарованная ей природой любовь ускользает. Испытывала утрату той бесхитростной радости, которую доставляет нам другое существо, даже не догадываясь о том. Был он, и была она. Счастливые только сегодняшним днем, ведь их привязанность ничего не могла дать требовательному миру.

Летом Адриано снял комнату на берегу моря, решив провести там месяц отдыха. Это была мансарда, в которой сильно пахло гнилью. Но Адриано, одеваясь в безукоризненно чистый костюм для игры в теннис, чувствовал себя по меньшей мере молодым Прустом в Довиле. Дом, в котором он поселился, был большой, с большими, похожими на алтари буфетами и садом, обнесенным стеной по типу монастырских. Когда-то дом принадлежал священнику, крепкому мужчине, которого можно было увидеть на пожухших портретах. Все его состояние наследовала служанка. С ней уже много лет жила племянница, благочестивая и дипломатичная молодая женщина. Обе они напоминали персонажи Кеведо[22]. Тянущая из последних сил старушенция, носившая колпак, подобно Людовику XI, была хитрой и бесцеремонной. Когда Адриано уходил из дому, Серпинья, как правило, читала письма его матери или развлекалась, пересчитывая его носовые платки и рубашки, за что племянница Селестина бранила ее. Эта худая женщина с бесцветными глазами и аристократическими руками вязала кружева и водила дружбу с монахинями и аббатами. Именно поэтому и еще потому, что дом Серпиньи стоял рядом с домом, где давали обет безбрачия будущие монахини, он всегда был полон народу. Приходили родственники христовых невест, расстилали прямо на полу матрацы, как во времена паломничеств и крестовых походов, и спали в святом единении душ. Серпинья была проницательна и остра на язык, как и положено хорошей служанке священника. Ей было лет сто, но она еще была зрячая и, глядя на белокурые волосы Адриано, по-своему хвалила их:

— До чего же блондины похожи на помет селезня!

— Помолчите, тетя, такое не говорят…

Племянница испытывала неловкость, когда слышала подобные выражения. Старуха, узнав о том, что Адриано изучает право, принялась советоваться с ним насчет завещания. А в разговоры о близкой смерти и последней воле ловко вворачивала лестные похвалы Селестине, Кроме того, она желала знать об Андриано все: не влюблен ли, в казино ли идет, играет ли, водится ли с танцовщицами?

— Все молодые девицы бесстыжие. Я все вижу из моего окошка.

И она указывала на окно с голубыми ставнями, в которое она, как правило, подглядывала за молоденькими девушками. Стоя в дверях своих домов, они кокетничали с двоюродными братьями, соседями и молодыми рыбаками, которые задирали свои курносые носы и ходили развинченной походкой. Домишки, выложенные зелеными изразцами, блестели, а помои выплескивались прямо на улицу. Серпинья жила в стороне от этого мира, полного горластых, диких, как волчата, ребятишек. У нее была собственность, связи, она сдавала комнаты не только приезжающим на сезон курортникам, но и по рекомендации священников или такому, как Адриано, — опрятному и спокойному, точно августовский кот.