Современная португальская новелла

Он запускает руку за воротник ее платья и вытаскивает оттуда дохлую мышь. Изображая крайнее отвращение, он держит ее двумя пальцами, подносит к лицу девочки и восклицает:

— Мышь! Не может этого быть! Как она туда забралась?!

Девочка бледнеет, керосиновая лампа ходуном ходит в ее руке; она истошно вопит, зажмурившись от страха.

— Да я же шучу, глупая! Не бойся!

Придя в себя, девочка заливается краской и говорит не то восхищенно, не то пристыженно:

— Черт, а не человек! Вечно что-нибудь устроит!

Снова раздается смех; люди гнутся, как ветви деревьев под порывом ветра.

— Ох и фрукт этот сеньор Абилио!

— Торопитесь, тетушка Этелвина, если не хотите, чтобы я скончался на ваших глазах! Я уже слабею! Я измучен и болен!

В подтверждение он распахивает пиджак, демонстрируя окружающим богатырскую грудь и невероятное брюхо, обтянутое жилетом, из-под которого выглядывает белая рубаха.

— Вот убедитесь. Я самый тщедушный и хилый из восьми братьев; мать, бедняжка, бывало, со мной мучилась, все боялась, что не выживу. Аппетита у меня никогда не было, и всегда я был как щепка. Доктора мне ничем не помогли — сказали, что у меня слабая грудь, и велели побольше есть и пить. Чего вы смеетесь?

Люди ходят вокруг него, смотрят на него с восторгом, как на фокусника, которые всегда так поражают любителей цирковых чудес. Никто не в силах уйти: кто знает, что еще произойдет на узкой и полутемной площадке лестницы? А Абилио уже кричит:

— Как вам не стыдно? На ваших глазах кончается человек — и хоть бы кто помог, протянул руку! Это не по-христиански! Душа у вас есть или нет? Дайте же поесть, и побольше, повкуснее! Я умираю с голода! Да, кстати, вино здесь то же, что и раньше?

Все дружно кивают.

— Слава богу! Вы не поверите, оно мне даже снилось! Ну-ка, стаканчик, чтобы расчистить путь ужину! Ох, все нутро горит, как будто год не пил!

Чуть погодя он уже сидит за столом, повязав вокруг шеи салфетку, и разглагольствует со стаканом в руке, а постояльцы собрались вокруг и слушают внимательно, с веселым любопытством. Ужин давно закончен, но никто не трогается с места: кому же охота пропустить такой редкостный спектакль с участием этого весельчака из Порто. Время от времени он проезжает через их деревню, предлагая лавочникам множество разных товаров: ситец и батист, простое и тонкое полотно, мыло, поташ и парфюмерию, а для развлечения — ворох шуток и новостей. Его приезд — целое событие: в тусклой и вялой жизни деревни появляется веселый просвет. Ловкость и хватка у Абилио — как у великих авантюристов прошлого, что побывали во всех странах света. Между Алгарве и Алту-Миньу мечется он в торговой лихорадке с книжкой, где записаны поручения клиентов. По названиям фирм он знает едва ли не полмира: «Кошта и Абреу», «Телеш и К°», «Коммандитное товарищество Роша», «Жоакин Поликарпу и Сын» и тому подобное.

В гостинице сеньоры Этелвины все сами не свои от радости. Найдется ли такой, кто не знал бы Абилио, кто хоть раз не поговорил бы с ним? Даже сам сеньор полицейский комиссар, пусть и не присел к столу вместе с остальными — нельзя, положение обязывает, — тоже хохочет, прикрываясь салфеткой, над анекдотами и шутками Абилио.

Абилио с виду человек грубый, толстый, краснолицый, как свекла, сила в нем бычья, но при всем том он вовсе не урод. Летом ходит в полотняном костюме, словно бразилец, рубаха на нем всегда насквозь мокрая от пота, волосы зализаны на лоб. Он вечно мучается от жары и вечером, чтобы утолить жажду, выпивает не меньше полдюжины пива, закусывая маслинами с блюдечка. Зимой он надевает просторный плащ с капюшоном, какой носят в Алентежу, и нахлобучивает на голову вязаную шапку из коричневой шерсти, закрывающую уши и добрую часть щек: он говорит, что лучшей одежды для холодных туманов сьерры, для трудных поездок в ледяные декабрьские ночи и не найти. Иногда он развязывает уши на шапке — они болтаются около лица — и тогда становится похож на огромную легавую собаку.

Он знает тысячи историй, забавных и страшных, происходивших на ярмарках в Визеу, Гварде, Вила Реал или в гостиницах Брагансы, Авейро и Порто. Кое-кто считает его человеком темным, пьяницей и развратником, завсегдатаем кабаков и публичных домов и в подтверждение напоминает о шраме, который наискось тянется по его лицу от левого глаза к верхней губе и кончается гладким белым пятном — пышная борода Абилио на этом месте не растет. Но в Формозиме, да и во всей округе не нашлось бы никого, кто мог бы сказать о нем хоть столько — и показывали кончик ногтя — плохого. Наоборот, все считали: он человек веселый и легкий, если кому друг — так уж друг, а самое главное — безупречно честный. И если кто-нибудь говорил о нем плохо — завсегдатаям ли трактира сеньоры Этелвины или деревенским лавочникам, — все они отвечали в один голос:

— У нас, в Формозиме, никто не может пожаловаться на Абилио вот хоть настолько, — и опять показывали кончик грязного ногтя.

— Правильный человек, будьте уверены!