Современная португальская новелла

Кальвани и провожатый стали подниматься по склону. Его взбесили последние слова служащего: разве так обращаются с хозяином порядочного цирка! Путь их лежал мимо дверей кабачка, старик покосился на них с вожделением и, не выдержав, спросил у спутника, не хотел бы он выпить. Тот пожал плечами, как бы давая понять, что ему все равно, и они вошли в темное помещение. Кальвани заказал у стойки два стаканчика водки. Выпив, они отправились дальше.

— Кажется, это очень далеко.

— Нет, мы почти дошли.

— Грузовику сюда въехать будет довольно трудно, — проворчал Кальвани. Ему хотелось выпить еще. В горле пересохло, а здешняя водка оказалась превосходной.

— Нет ли поблизости еще кабачка?

— Есть, наверху, вон в том желтом здании.

Шофер сначала продолжал любоваться ногами мисс Бетти, потом поднял глаза, встретился с ней взглядом и долго не отводил своего. Вытянув шею, мисс Бетти выглянула в окошко кабины:

— Ой, что там делается! Нам, видно, отсюда никогда не выбраться!

— Похоже на то.

Шофер приподнялся на сиденье и тоже выглянул, но, опускаясь, придвинулся поближе к девушке.

— Путь загораживают повозки, — сказал он.

Мисс Бетти поняла, чего ему хочется, снова на него посмотрела и томно сомкнула веки, словно погружаясь в приятную дремоту. Да, вот мужчина, о котором она мечтала. Такого нельзя упускать. До сих пор у нее не было ничего постоянного, даже имени — ведь мисс Бетти она стала называться совсем недавно, — и как это ей надоело!

— Вам нравится ваша жизнь?

Она взглянула на шофера, точно пробудившись от сна, и только пожала плечами.

Добравшись до вершины холма, Кальвани был разочарован. Нет, это место не подходит для его цирка! Если бы он заранее знал, где предстоит выступать, он не поехал бы сюда. Он проворчал сквозь зубы, что к артистам следовало бы относиться с большим уважением, и отправился в таверну, которую показал ему провожатый, выпить еще стаканчик, чтобы заглушить злость.

Да… в прежние времена он, конечно, не стал бы здесь работать. Раньше он и не заглядывал в подобные захолустья. Но и цирк его тогда был другим. Роскошный вход… Арка из электрических ламп… Светящаяся вывеска… Не то что лист жести, который он теперь вывешивал над входом. От этих воспоминаний старик расстроился еще больше. А красивая обивка на стульях? А нарядные, яркие униформы, ослепительно сверкающие позументами? Потом все пришло в упадок, он опускался все ниже и ниже. Нет, лучше об этом не думать, нельзя давать волю воспоминаниям…

По пути на площадь он опять зашел в таверну, а на площади застал только одну повозку, стоявшую перед грузовичком. Шофер продолжал изучать ноги мисс Бетти, эквилибристки.

Наконец последняя повозка тронулась с места, и грузовику после нескольких маневров удалось повернуть к склону. Доски зацепились о стену, и шофер выругался:

— Черт побери этот груз!

Кальвани шел за машиной и размышлял о том, что только местная водка может примирить его с этой дырой. Почти все встречные обращали на него внимание. Его одежда казалась этим людям странной. Синий баскский берет как-то не вязался с поношенной желтой курткой и с раскрасневшимся от выпитой водки лицом. Высокие блестящие сапоги, рыжие от бесчисленных слоев гуталина, и развязные жесты были непривычны местным жителям.

Достигнув вершины холма, начали разгрузку. Шофер еще раз заявил, что очень торопится, и артисты, осторожно сняв клетки с обезьяной и двумя собаками, побросали в кучу все остальное, из чего потом составится цирк. Мисс Бетти все еще поглядывала на шофера, хотя и старалась делать вид, что занята разгрузкой. Недовольный Кальвани велел ей поторапливаться и даже подал лесенку.

Позже на повозке, которую тянули мул и ослик, прибыл остальной реквизит и артистки труппы: мисс Тринидад, худая, с глубоко посаженными и лихорадочно блестящими глазами; супруга хозяина, толстая и страдающая астмой сеньора Кальвани, и две девочки — дочери мисс Тринидад. Осел, помогавший везти повозку, звался Джентльмен и тоже был артистом труппы. Девочки первыми соскочили на землю и тотчас же принялись сгружать складные стулья. Старшая была одета в полинялое голубое платьице, младшая — в полосатую юбку и розовую рубашку.

Цирк поднимался на глазах. Трудилась вся труппа: мужчины, женщины и две девочки. Только Кальвани, засунув руки в карманы брюк, распоряжался. Выражение его костлявого лица, затененного большим беретом, все время менялось. Он покрикивал, если ему казалось, что какая-нибудь мелочь делается не так, как надо, и время от времени, подойдя к клетке с собаками, вытаскивал из карманов кусочки хлеба и давал им.