Современная португальская новелла

— Женская работа для мужика, — продолжал он, усмехнувшись. — Вот почему те, кто там остаются, — бабы, а не мужики. Как-нибудь женщины соберутся и кастрируют их. Если бы моя мать вовремя сделала это с моим отцом, меня бы не было на свете. — Но сказанное, видно, не удовлетворило его, и он добавил: — А коли уж я родился, надо было ей трахнуть меня головой о стенку. — Он тяжело вздохнул. — Ну и жизнь! Вам, наверно, не по душе моя компания… Ведь мы, приезжие, отнимаем работу у тех, кто здесь живет. Так? Точно я говорю?..

Вино делало свое дело, и скоро мысли его стали путаться, а язык заплетаться.

— Точно! Разве нет? А из дома уйти в чужие края — что может быть хуже? Дома-то и стены помогают. Любая боль проходит. У нас в округе ни один шофер не сдерет пятьдесят милрейсов за пол-легуа. Это все равно что ограбить слепого. — Он снова с силой тряхнул руками. — Тебе вот нравятся твои руки? Ну скажи, нравятся?!

— Они мне ничего плохого не сделали!..

— Ну, ну?..

— Без них я бы…

— А у меня наоборот. Если бы у меня их не было, я бы не оставил свои края. Я бы, может, с голоду подох, но не уехал, нет. Мог бы милостыню просить. Любой подал бы калеке. И хворост не заставили бы таскать… А ты, я вижу, из тех, что хворост таскают? Уж лучше маркитанткой быть.

И парень с ожесточением плюнул на пол, будто хотел, чтобы тот провалился.

МАНУЭЛ ДО НАСИМЕНТО

Последнее представление Перевод А. Сиповича

В октябре в поселке открывалась ярмарка. Уже заранее с других ярмарок сюда съезжались люди. Они узнавали у местного начальства, где можно расположиться, и начинали быстро выгружать ящики с товаром, доски, столбы и тенты для павильонов и бараков; мужчины и женщины, белые и смуглые, представители разных рас, одетые кое-как, но озабоченные одним и тем же, устраивались на площади, окаймленной высокими ивами. Вбивали в землю столбы, прикрепляли к ним доски. Для такого количества народа площадь длиною в сто пятьдесят и шириною в двести метров оказалась слишком мала, Женщины толкались, спорили между собой мужчины, и каждый старался занять место побольше, несмотря на проведенную мелом черту между соседними участками.

У въезда на площадь повозки останавливались, и мулы, худые и потные, дрожали от усталости. Стоя, они еще сильнее ощущали тяжесть груза, у многих на шеях и на ногах зияли багровые язвы, к которым липли мухи, сосавшие кровь несчастных животных. Мулы тщетно старались их отогнать. Когда очередная повозка въезжала на площадь, стоявшие позади нее немного продвигались вперед.

Замыкал этот караван небольшой грузовик, груженный досками, раскрашенными в яркие цвета. Кроме досок, на грузовичке стояли две клетки. В одной сидела обезьянка, а в другой, побольше, — две собаки. Собакам, видимо, наскучило долгое заточение, и они, не переставая, тоскливо подвывали. Над кабиной шофера была прикреплена металлическая, в форме полумесяца, рекламная вывеска с надписью: «Монументальный цирк». Буквы были крупные, желтого цвета, выведенные небрежно, но на сине-свинцовом фоне они хорошо выделялись.

Шофер время от времени нетерпеливо сигналил, рассчитывая, что повозки, загородившие путь его машине, в конце концов сдвинутся с места. Наконец он посмотрел на часы и недовольно сказал хозяину груза, что ему сегодня предстоит еще один рейс и что если он здесь задержится, то не поспеет вовремя. Затем добавил, что, договариваясь о цене, он не предвидел такой задержки, и пригрозил тут же, посреди дороги, выбросить из машины груз.

Хозяином досок, разноцветной вывески и двух клеток с животными был старик, называвшийся Кальвани. Он лишь возразил нюфору, что о такого рода разгрузке у них договоренности не было.

Старик вышел из кабины, а шофер украдкой покосился на ноги девушки, сидевшей у дверцы. В пути ее платье немного задралось, обнажив ноги выше колен. Шофер снова нажал на клаксон, надеясь, что, если машина тронется, платье задерется еще выше. Девушка заметила его настойчивый взгляд, но даже не подумала прикрыть ноги. Ей было приятно, что на нее смотрит этот молодой, мускулистый мужчина, ведь именно о таком мечтала мисс Бетти, о мужчине, который заберет ее из труппы циркачей, вытащит из нужды.

Кальвани между тем разыскал служащего из сельского управления, чтобы узнать, где ему со своим цирком расположиться.

— На площади нельзя.

— Тогда где же?

— Вон там, наверху, рядом с тиром. — И он показал на склон холма, спускавшийся к площади. — А площадь слишком мала, — добавил служащий.

— Но я хотел бы сначала посмотреть это место.

Служащий обратился к белобрысому и веснушчатому парню, который как раз подошел:

— Проведи этого человека.