О н и г а. Этот запах как бы ударил меня по темени, стал пьянить, как в детстве.
О а н а. Я не знала, что у тебя «айвовая аллергия». Раньше ты этим не страдал.
О н и г а. Да… да… Раньше… Не надо больше об этом говорить. Кто может помнить, как было в детстве? Сейчас время торопит, подгоняет так, что дух захватывает, и тогда тебе кажется, что нужно опустить монетку в какую-то металлическую штуковину, чтобы вдохнуть озона… (Пауза.)
Необычным для меня здесь было то, что я почти не пил. (Пауза.) И еще одно необычное обстоятельство… (Пауза. Устало машет рукой.) Вздор!.. (Пауза.) В один прекрасный день я вам напишу…
Наверху появляется П е т р е и молча слушает.
Я напишу вам когда-нибудь… Когда не смогу больше работать, не смогу расхаживать и отдавать распоряжения… Отекшими, дрожащими руками я достану белый лист бумаги и напишу для вас несколько строк… Но это будет очень не скоро.
М а р к у (искренне)
. Пожалуйста, напиши… Я тебя очень прошу…О н и г а (глядя вверх, на Петре)
. А ты что скажешь, Петре?..П е т р е (безразлично)
. Не знаю… Напишите…О н и г а (через несколько секунд)
. Написать…М а р к у. Пожалуйста, напиши… Я тебя очень прошу. (Смеется.)
Вот ведь он какой! Еще не успел уехать, а заставляет меня… Опять заставляет ждать…О н и г а. Нет… Нет. Это письмо не придется ждать напрасно, оно придет, уверяю тебя… (Пауза.)
Будто вижу картину… Изнурительная жара, я сижу у окна и держу ручку, а лицо прикрыто огромным носовым платком… (Смеется. Пауза.) Эх, я разволновался… Поеду… (Кричит.) Я уезжаю, Марку…О а н а. Ты не простишься с детьми?
О н и г а. С детьми? (Вспоминает.)
А, да!.. Конечно.М а р к у. Собственно говоря, Петре здесь… Появился…
О н и г а. Словно архангел. Но поскольку он не любит сентиментальные сцены… Этакие приторные домашние наливки из смородины…
О а н а. Пойду за Меланией.
О н и г а. Да… да… Иди… Впрочем, не надо. Я хотел бы… (Пауза.)
Пусть не спускается. (Пауза.) И Петре, с его холодным… безразличным взглядом, пусть тоже остается там. (Тяжело дышит, затем лукаво, почти зло посмеивается.) Пусть меня проводит один Марку. Мои лучший друг.М а р к у. Разумеется, дорогой, разумеется…
Оана направляется в комнату Мелании.
О н и г а. Кажется, этот отъезд все-таки привел меня в состояние… (Обрывает себя.)
С улицы доносится автомобильный гудок.
О а н а. До свидания, Онига.
О н и г а. До свидания.
Оана исчезает.
(Глядит на Марку.)
А ты, Марку, ничего не скажешь мне на прощание?М а р к у. Что я могу тебе сказать? Я тебя всегда ждал, хотел, чтобы ты приехал — для меня это имело колоссальное значение, ибо я всегда задавался вопросом… (Взволнованно.)
Да, копаясь в своих бумажках, решая разные задачи, я не переставал задаваться вопросом: кто мы, Онига?.. Два друга? (Убежденно.) Два друга, принадлежащих к поколению, которое попыталось перестроить часть земного шара. И эти попытки увенчались успехом. (Тише.) Успех был не полным, отчасти потому, что в сложную систему резких и очень важных изменений и перестроек вплеталась наша человеческая суть, — а ведь людям свойственны слабости, волнения, опасения… Смогут ли нас понять те, кто придет на смену?.. (Из-за волнения ему все труднее говорить.) В изменяющемся мире… Да… да… Вот теперь я говорю обо всем этом и ясно вижу только лица моих детей… порой я счастлив, что они могут меня любить, а иной раз — что они могут судить меня…О н и г а. Они и меня судили…
М а р к у (с воодушевлением)
. Поэтому я так дорожил нашей дружбой… Потому что для нас дружба превыше всего… Хотя, когда ты приехал, я почувствовал: что-то изменилось между нами…О н и г а. Ничего не изменилось…
М а р к у. Нет… нет… изменилось… И хорошо, что изменилось… В противном случае все превратилось бы в прошлое… Мысли, воспоминания… поступки… волнения… Даже наша дружба незаметно для нас стала бы достоянием прошлого…
О н и г а (задумчиво)
. Дружба остается дружбой.М а р к у. Но ты уезжаешь.
О н и г а. Небо ясное… Шофер будет доволен…
М а р к у. Шофер… будет доволен?! Чем?