Современная румынская пьеса

В е д у щ а я. Послушайте, девочки, как, по-вашему, у кого больше недостатков — у мужчин или у женщин?

Н у ц и к а. Я думаю, у женщин!

В е д у щ а я. Почему ты так думаешь?

Н у ц и к а. Потому что женщинам больше всех надо.

В е д у щ а я. Как это?

Н у ц и к а. А вот так… если бы папуля вдруг погладил себе рубашки, мамуля посмотрела бы да и сказала, плохо, мол, они выглажены, и сама бы все перегладила.

В е д у щ а я. А чем же вы занимаетесь, когда она гладит?

Н у ц и к а. Мы с папулей телевизор смотрим. Папуля очень любит телевизор. Особенно спорт. Особенно бокс.

В е д у щ а я. А мамуля не любит?

Н у ц и к а. Бокс?

В е д у щ а я. Нет, телевизор!

К а т е л у ц а. Почему нет. Да. И мамуля тоже.

В е д у щ а я. А тогда почему же она не смотрит?

К а т е л у ц а. И она смотрит.

В е д у щ а я. Когда? Когда? Когда?

К а т е л у ц а. Когда передают «Голубой огонек». Новогодний!

В е д у щ а я. А когда же она спит?

К а т е л у ц а. Кто?

В е д у щ а я. Мама! Мамуля! Муля!

Н у ц и к а. Мамуля? А! Прямо скажем, мы этого не знаем!

К а т е л у ц а. Потому что она ложится после того, как кончаются передачи по телевизору.

Н у ц и к а. А встает в четыре.

К а т е л у ц а. Чтобы не опоздать на поезд.

Н у ц и к а. Как же она может опоздать. Мы ведь живем рядом со станцией.

К а т е л у ц а. Она уезжает в пять…

В е д у щ а я. Каждое утро? Каждый день?

Н у ц и к а. Да. Мы разве не сказали, что мамуля у нас челночница?

К а т е л у ц а. А всего-то тридцать три километра.

Н у ц и к а. Тридцать три — туда.

К а т е л у ц а. Тридцать три — обратно.

Н у ц и к а. Но это не тяжело.

К а т е л у ц а. Потому что мы живем прямо у вокзала.

Н у ц и к а. И поезд подают к крыльцу.

К а т е л у ц а. Это все равно что прогулка.

Н у ц и к а. Моцион.

ЭПИЗОД ПЯТНАДЦАТЫЙ

В е д у щ а я  входит в студию. Мелодия предыдущей сцены затихает. Ведущая крутит ручку транзистора, находит другую мелодию и начинает танцевать одна в обнимку с портфелем и папками. Потом останавливается.

В е д у щ а я. В сорок два уже не смотрится…

В е д у щ и й (вбегая). Зачем ты включила эту мелодию! Это же наша песня. Ты не должна была этого делать!

В е д у щ а я. Пойми…

В е д у щ и й. Я всегда понимал… Всегда…

В е д у щ а я. И я, когда была в Теюше…

В е д у щ и й. А я нет! Не только в Теюше! Всегда! Даже сейчас. В эту секунду я хочу кричать. (Кричит.) Уважаемые телезрители и уважаемые телезрительницы! Я люблю гражданку!.. Я люблю участницу передачи «Калейдоскоп». Я люблю ее с весны… года… с весны… века… с начала весенней сельскохозяйственной кампании. Я ее люблю, как любил Эминеску{154}! Я ее люблю, как любят у Федора Михайловича Достоевского. Я люблю ее отчаявшийся, разбитый, униженный и покинутый. Отложенный на завтрашний день. На следующую неделю. Помнишь, как ты говорила: «Ладно, отложим до следующей недели, когда я вернусь с автобазы! Оставим до лета, когда созреют кормовые. Может, к тому времени и ты созреешь». Потому что гражданка считала, что… мне никогда не хватало зрелости, не хватало степенности, не хватало ученой степени. Гражданка никогда меня не любила.

В е д у щ а я. Неправда!

В е д у щ и й. Правда. Потому что ты ни разу не пришила мне ни одной пуговицы! Хотя бы одну, символическую! Мне приходилось всем объяснять: «Надо же, какая неприятность! Только сейчас в автобусе оторвали!..»

В е д у щ а я. Ах вот чего тебе от меня надо было? Символической пуговицы!

В е д у щ и й. Ты не связала мне ни одного шарфа… ни разу не спекла торта. Одного, единственного! Со свечками! И чтобы посередке — сердечко из крема. За пять лет было пять торжественных дат!

В е д у щ а я. Вот чего тебе не хватало? Торта с кремом!

В е д у щ и й. Но должна же ты была подумать и обо мне, могут же и у меня быть свои причуды…

В е д у щ а я. Мы же говорим не о причудах, а о любви. Потому что ты… ты… тогда…

В е д у щ и й. Что я тогда? Разве я не был парнем что надо. Этакий сладкий парень из месткома?

В е д у щ а я. Был! Ты отдавал отцу свои талоны в столовую, потому что его, его ты любил по-настоящему… а сам ел… Помнишь? Тебя ребята даже прозвали «бутерброд», «человек-бутерброд»! Надеюсь, ты не забыл. (Словно диктуя рецепт.) «Возьмите большой кусок черного липкого хлеба. Срежьте корку, потом оставшийся мякишек осторожно, чтобы не раскрошить, разделите на две части: сверху кусок липкого мякиша, снизу кусок липкого мякиша, а между ними (с отвращением) не масло, не брынза, не пражские колбаски. Нет, между ними…

В е д у щ и й. Корка! (Пауза.) Я тебя люблю!

В е д у щ а я. И я тебя люблю!

В е д у щ и й. Все остальное не имеет значения!

В е д у щ а я. А она?

В е д у щ и й. Которая она?.. А-а! Ну должна же она понять! Я для нее был всего лишь выгодной партией. Не более.

В е д у щ а я. А… они?