Современная румынская пьеса

М а н о л е. Владу-то тридцать. Не дурак же он с младенцем связываться. Мужчины из нашей семьи всегда были избалованы женщинами. (Смеясь.) Язык у тебя не состарился, Домника. Такой же острый.

Д о м н и к а. Хозяину, когда возвращается, надобно про все знать. А тебе кто скажет? Аглая? Вокруг пальца она тебя обвела, будто и не прислуга вовсе, а бог знает кто.

М а н о л е. Она не прислуга. Экономка она.

Д о м н и к а. Все прислуга. Или не платишь ей?

М а н о л е. Пятнадцать лет Аглая печется о моем доме. Мне с ней повезло. Она хорошая хозяйка. Домника, ты сейчас о смерти говорила. (Пауза.) Думаешь о ней?

Д о м н и к а. Чего мне о ней думать? Она обо мне думает.

Смерть приходит в сад осенний
С полной чашей и со светом.
Слышишь, колокол поет?
Встань, проснись, тебя зовет.

М а н о л е. Чьи стихи-то?

Д о м н и к а. А наши, народные.

М а н о л е (удивленно).

Смерть приходит в сад осенний
С полной чашей и со светом…

Не в чаше беда. В свете. Увидишь его — и где твой душевный покой. Все вянет, и делается чужим, и бежит от тебя. Все видишь — и будто не узнаешь уже и не помнишь больше, кто ты. (Вдруг касается руки Домники.)

Слышатся пронзительные звуки.

Какие у тебя страшные, ледяные руки, женщина! Ты куда? Я падаю. (Хватается за сердце, из груди вырывается хрип. Громко кричит.)

Няня! Няня!

Д о м н и к а (испуганно). Что с тобой, сынок, плохо тебе?

Вскочивший было Маноле, не отвечая, падает. Ужаснувшись, Домника открывает рот, готовая закричать.

Свет гаснет.

На другой день. Яркое летнее утро. В холле  К р и с т и н а, вокруг нее груды развернутых газет. Кристине семнадцать лет, она очень хорошенькая, но важно в ней не столько это, сколько грация и здоровье молодого и чистого животного. Звонит телефон.

К р и с т и н а (берет трубку). Да, приехал вчера утром… Нет, в Бухарест он не едет и никого пока не принимает… Конечно, попытайтесь на будущей неделе. (Кладет трубку и направляется к газетам, но телефон снова звонит. Берет трубку.) Да, дом скульптора Круду… Кто?.. Одну минутку, пожалуйста. (Взволнованно подходит к двери и стучит.)

Появляется  А г л а я, вид у нее раздраженный. Это женщина лет сорока, со сдержанными манерами, которые хорошо маскируют ее вульгарность.

А г л а я. Что такое?

К р и с т и н а. Мама, звонят из Совета министров.

А г л а я (мгновенно смягчаясь, подходит к телефону). Алло! Добрый день. Извините, пожалуйста, но маэстро не может подойти к телефону. Сегодня ночью он перенес припадок, и сейчас у него доктор… Нет, теперь ему уже лучше… Да, пока остается в Снагове… Я ему в точности все передам. До свидания. (Кладет трубку. Направляется к двери, по пути Кристине.) Кто-нибудь еще звонил?

К р и с т и н а. Масса людей. Я записала. И Клаудия Роксан звонила. Сказала, что заедет с ним повидаться.

А г л а я (сердито). А ты не могла ей сказать, что нельзя?

К р и с т и н а. Я не посмела.

А г л а я. Ах ты, размазня!.. Дня не прошло, а им уже надо заявиться. Отключи телефон. (В дверях.) Если сюда зайдет маэстро, он должен застать тебя за работой. И скажи ему, что он хорошо выглядит. (Выходит.)

Звонок. К р и с т и н а  бежит открывать. Возвращается растерянная, в сопровождении какого-то  ю н о ш и.

К р и с т и н а. Но мы никаких заявок не подавали. Электричество у нас в порядке.

Ю н о ш а. Разве это не дом скульптора Маноле Круду?

К р и с т и н а. Да, но здесь какая-то ошибка. Вот посмотрите сами. (Включает лампу.)

Ю н о ш а. Странно. Прошу прощения. (Указывает на мастерскую.) Там мастерская?

К р и с т и н а. Да.