Современная семья

Невозможно одновременно испытывать чувство полного изнеможения и ярость, почти каждый вечер я попадаю в эту новую для меня ловушку. И как бы ни старалась ее избежать, все заканчивается одинаково. Вчера я попробовала уйти от ситуации и спора. «Не уходи посреди разговора, — остановил меня Олаф. — Ты знаешь, я этого не выношу, не надо устраивать такую драму из-за стиральной машины». Его несправедливость и непривычная уверенность в своей правоте заставили меня улыбнуться. «Я починю машину», — тихо сказала я, зная, что Олаф еще больше заводится, если я спокойна, когда он зол. И осторожно закрыла за собой дверь.

К счастью, он не пошел за мной, как случалось прежде. Напрягшись изо всех сил, я сумела вытащить машину на середину ванной комнаты. Некоторое время я стояла перед ней в растерянности, но потом сообразила, что можно снять заднюю стенку корпуса; найдя отвертку, аккуратно открутила все винты и сложила их в отдельный мешочек, так делал папа, когда показывал нам с Эллен, как заменить колесо автомобиля; затем сняла заднюю панель. Я ожидала увидеть хаос из непостижимых деталей, но все оказалось просто и логично: вал двигателя, приводной ремень, электромотор и барабан. Ремень лопнул пополам, я выловила его фрагменты со дна, положила их в карман халата и легла спать в комнате для гостей, оставив стиральную машину стоять разобранной до утра, когда Олаф пойдет в ванную.

Хокон выходит из овощной лавки в тот момент, когда я перехожу улицу на перекрестке. Мне вдруг приходит в голову, что я никогда раньше случайно не сталкивалась ни с ним, ни с Эллен. Он смотрит в телефон, а потом в сторону улицы Финнмарксга-та, наверное, высматривает автобус. Он не замечает меня, пока я не беру его за руку и не окликаю по имени. Я протягиваю руки, чтобы обнять его, но движение замирает где-то между нами, потому что Хокон не делает встречного жеста. Но он улыбается мне.

— Привет, — говорит он. — Ты как тут оказалась?

— Покупала привод для стиральной машины. Подходящий нашелся только у них, — отвечаю я, кивнув на пакет с логотипом магазина.

У Хокона потный лоб, он немного отрастил волосы, сбрил бороду и выглядит моложе, чем когда я видела его в последний раз. Не помню точно, может, это было в начале августа.

Он кивает, но не расспрашивает о приводе.

— А ты?

— Мне надо было купить овощей, иду на ужин к другу.

— К другу? — переспрашиваю я с улыбкой.

Я знаю почти всех друзей Хокона, во всяком случае по имени, и обычно он так их и называет, с кем бы он ни разговаривал.

— Ну да, к другу, — повторяет он. — А ты?

— Говорю же: покупала ремень для стиральной машины, Олаф вчера сломал ее.

Я ощущаю небольшой укол совести, но ощущение растворяется в вязкой атмосфере нашего отрывистого разговора.

— Давно тебя не видела, — полувопросительно добавляю я.

— Да, и я тебя давно не видел, — отвечает Хокон с легкой усмешкой. — Столько всего навалилось в последнее время.

Он поворачивает голову, и, проследив за его взглядом, я замечаю красный автобус, остановившийся на перекрестке с Хельгесенсгате.

— Но все хорошо? — настойчиво и почти нетерпеливо спрашиваю я, глядя, как приближается автобус.

— В каком смысле?

— Ну, у тебя и вообще? Ты, кстати, разговаривал с Эллен?

— Как уже сказал, очень много дел. Но все хорошо, — отвечает Хокон, потирая ухо. — Как Агнар?

— Сейчас в основном злится, с ним нелегко.

— Ясно. Надо как-нибудь сходить с ним в кино или еще куда-то.

Автобус подъезжает к нашему перекрестку, и Хокон отворачивается от меня.

— Хорошо, что мы встретились, — говорю я и чувствую, как подступают слезы. — Может быть, заскочишь? Или давай сходим выпить пива — и Эллен возьмем?

— Да, само собой, так и сделаем, созвонимся, — отвечает Хокон, показывая на автобус. — Ну, мне надо бежать.

Я тоже иду в овощной магазин, выбираю и складываю в корзину турецкий йогурт, овощи и специи; мне хочется приготовить для Агнара курицу тикка масала, но, пока я стою в очереди в кассу, мне приходит в голову, что сейчас слишком жарко для индийской кухни, и я выкладываю все назад, потратив не меньше получаса на то, чтобы ничего в итоге не купить. Пусть Олаф готовит ужин. Возвращаюсь домой, устанавливаю новый приводной ремень в стиральную машину, и впервые за три месяца и семнадцать дней меня охватывает чувство глубокого удовлетворения, когда я, закрутив последний винт, обнаруживаю, что машина заработала.

Окрыленная своим триумфом над стиральной машиной, я набираю Эллен. Сразу попадаю на автоответчик, и моя решимость слабеет, когда раздается ее голос. Я не оставляю никакого сообщения, не зная, что сказать, почему я звоню. Мысль о том, что у меня должен быть повод для звонка, кажется непривычной. Раньше все происходило само собой, я звонила Эллен не задумываясь, по меньшей мере три раза в неделю — пока готовила ужин, по дороге с работы домой или в детский сад. Сейчас и не вспомню, о чем мы говорили, но теперь странно звонить ей, чтобы рассказать про стиральную машину или ссору с Олафом. Кажется, Эллен хочет что-то мне доказать, только вот непонятно, что именно, и при этой мысли мне становится очень тяжело.