Современная венгерская пьеса

К л а р и (подбегает к нему, обнимает, гладит по голове, со слезами). Пишта! Родной мой! Я здесь. Я услышу! Говори! Не мучай меня!

У ч и т е л ь. Тогда я еще не знал… когда говорил с твоим отцом… Теперь уже знаю… Здесь всему конец…

К л а р и. Чему конец?

У ч и т е л ь. Я всегда верил во что-то, ибо чувствовал, что без веры не могу жить… Верил, надеялся и как ребенок строил карточный домик… И вдруг все рухнуло. Может быть, вера всего лишь игра… И наша беда в том, что мы играем ва-банк и ставим всю свою жизнь на одну карту. Ребенок может заново построить свой домик, взрослому же человеку начинать все сначала невмоготу. (Пауза.) Может, я виноват сам… Может, принялся воздвигать нечто безнадежное, что заранее было обречено на неудачу… Как знать… Может, я где-то допустил оплошность… Заложил непрочный фундамент? Должно быть, для созидания нужен трезвый ум и холодный расчет, одних чувств недостаточно, на них далеко не уедешь… Раньше я всегда действовал как заведенный. (Пауза.) Да, все началось с того дня, когда я в последний раз виделся с матерью. В ту пору! Я еще учился в педагогическом училище. И мать навестила меня в студенческом общежитии в первый и последний раз… Словно пришла ко мне проститься… Мне было неловко перед другими — стыдился своей матери, бедной женщины с косынкой на голове. Она заметила мое смущение и сказала только одно: «Уж больно ты изменился, сынок»… Вскоре она умерла… И я увидел ее уже на катафалке… Я думаю, люди осознают, что они часто были несправедливы к матери, слишком поздно, когда ее уже нет в живых. Так случилось и со мной. Я ждал тогда чуда, хотел, чтоб она воскресла хоть на один день или на час, чтобы я мог вымолить у нее прощение и сказать, как я любил ее… Она всегда брала самую тяжелую работу, чтоб вывести меня в люди, сделать из меня барина, а когда увидела, что потеряла меня, сказала всего несколько слов: «Уж больно ты изменился, сынок»… С тех пор меня мучает неоплаченный долг. И если уж мне не суждено было отплатить за всю ее душевную щедрость, самоотверженность, любовь и теплоту ей самой, я решил выплатить свой долг таким же бедным людям, какой была она, людям, из среды которых вышел я сам. Я думал, моя маленькая семья умерла, один я выжил. Но теперь я нашел себе большую семью… А она отреклась от меня… Я очень одинок, Кларика…

К л а р и (беззвучно плачет). А я?.. Разве я для тебя уже ничего не значу?

У ч и т е л ь. Я тебя очень люблю! Не будь тебя, я уже сегодня ушел бы отсюда.

К л а р и. Да что произошло? Неужели тебя так расстроили обывательские сплетни?

У ч и т е л ь (встает). Сплетни — это что. У меня такое чувство, будто я попал в какое-то чудовищное, зубчатое колесо. И дело не только в том, что рухнуло все, во что я верил, ради чего жил и неустанно трудился все эти годы. Дьявольская, непостижимая игра судьбы столкнула меня с людьми, и между нами возникла такая непримиримость, что не только другом и помощником, но и учителем я теперь не могу быть…

К л а р и. Но почему же? Все из-за этих глупых сплетен? Ты же знаешь, это сплошные выдумки. Ты же не чувствуешь себя виноватым. А выгнать тебя они не смогут.

У ч и т е л ь. Выгнать они, действительно, не смогут, и каждое первое число я буду исправно получать свое жалованье. Но разве я могу с этим примириться? Наверное, было бы разумнее довольствоваться этим и не мечтать ни о чем другом. Тогда из меня получился бы заправский чинуша, исправно исполняющий свои обязанности, и не больше. Я же всегда стремился к чему-то большему, и вот теперь это стало невозможным. Ведь в глазах этих людей я навсегда остался бы лютым врагом, а то и того хуже — предателем.

К л а р и. Ты смотришь на вещи слишком мрачно. Рано или поздно люди все забывают.

У ч и т е л ь. А я? Я смогу забыть? Стану жить, будто ничего не случилось, и твердить про себя, дескать, люди глупы, они заслуживают своей участи, потому что не доросли и не смогли оценить по достоинству мою готовность помочь им… Пожалуй, можно еще добавить — я, мол, все-таки считаю идеализм прекрасным и нужным делом и глубоко скорблю, если кто-нибудь приходит к такому же заключению, что и я. Нет, этого я не смогу! Слишком глубоко мое убеждение и слишком остро чувство собственного достоинства, чтоб я докатился до этого.

К л а р и (настоятельно). Тогда уедем отсюда!

У ч и т е л ь (в смятении). Уехать? Отсюда?

К л а р и. Да. Уехать.

У ч и т е л ь. Куда?

З а н а в е с.

Действие третье