Возможно, этим и объясняется сложность текстов Ффорде, их насыщенность иронией, языковой игрой, аллюзиями и реминисценциями. С одной стороны, это, конечно, становится частью игры с интеллектуальным читателем, угадывающим персонажей, их реплики и сюжетные ходы. С другой стороны, сам принцип нелинейности стимулирует творческое воображение читателя и делает текст открытым для различных интерпретаций. В то же время метапроза Ффорде обладает и определенным литературно-философским подтекстом: с помощью интертекстуальности писатель кодирует актуальные для литературы проблемы, давая свою интерпретацию современного литературного процесса.
1. Липовецкий М. Словарь литературоведческих терминов [Электронный ресурс]. URL: http://www.textologia.ru/slovari/ literaturovedcheskie-terminy/metaproza
2. Осипов В. Знакотканое поведение и знакотканая реальность [Электронный ресурс]. URL: http://xyz.org.ua/discussion/ behaviour_reality.html
3. Ффорде Дж. Кладезь погибших сюжетов [Электронный ресурс]. URL: http://www.flibusta.net
Кормак Маккарти
Из первого абзаца небольшой и как будто весьма профессионально «сработанной» аннотации к роману, вышедшему в русском переводе в 2009 г., т. е. четыре года спустя после его выхода в свет на родине писателя, читатель, по меньшей мере, узнает, что, во-первых, его автор – «современный американский классик главного калибра», а во-вторых, «эта жестокая притча в оболочке модернизированного вестерна была бережно перенесена на киноэкран братьями Коэн; фильм номинировался в 2008 г. на восемь “Оскаров” и получил четыре, а также собрал около сотни разнообразных премий по всему миру».
Упомянутые и «рейтинг» К. Маккарти, и по-журналистски хлестко сформулированное жанровое определение книги, на наш взгляд, едва ли стоит оспаривать. Однако, как нам представляется, весьма трудно согласиться с утверждением, будто братьям Коэн в самом деле удалось бережно, а следовательно, достаточно адекватно, перенести на экран ту самую «жестокую притчу», которая предложена автором в «оболочке модернизированного вестерна» читателю. Иначе говоря, с нашей точки зрения, сказанное в аннотации справедливо лишь по отношению к «вестерновской ипостаси» книги, в то время как ее притчевое, метафизическое начало в киноверсии нашло свое далеко не полное выражение. В свою очередь, на страницах романа оно органически связано с программным, по нашему мнению, для книги лейтмотивом [4, 92], который можно было бы обозначить как «generation gap» – разрыв поколений или же конфликт «отцов и детей».
Отметим, справедливости ради, что в кинофильме, т. е. практически кино-интерпретации романа, предложенной братьями Коэн, данный лейтмотив, безусловно, присутствует, но он так и не обретает за все отведенное ему экранное время в должной, как мы считаем, мере ни программного, ни тем более притчевого характера, хотя и то, и другое, к чести американского романиста, на протяжении всего повествования, как мы полагаем, осуществляется им со всей безоговорочной художественной убедительностью, что мы и намерены показать нашим анализом, в частности повествовательной структуры произведения.
Текст романа носит явно фрагментарный характер. Автор делит его на главы, но не только. Каждая из них, за исключением трех последних – XI, XII и XIII, – в свою очередь являет собой своеобразную повествовательную мозаику, каждый фрагмент которой преимущественно посвящен одному из пяти основных персонажей. В пределах подобного фрагмента такой персонаж становится центральным действующим лицом. С ним главным образом и соотносится то, что конкретно происходит в границах вышеупомянутого повествовательного фрагмента. Внешне эти границы обозначены соответствующими «пробелами» в тексте.
Наиболее «насыщенной» следует считать четвертую главу, «составленную» из восьми фрагментов. Наименее – три, посвоему завершающие, главы, поскольку они, за исключением двенадцатой, не фрагментированы, т. е., образно говоря, монолитны.
Подобно тому, как каждая из восемнадцати книг «Тома Джонса» Г. Филдинга открывается главой, где в качестве бессменного главного действующего лица предстает перед читателем сам автор, начальный фрагмент каждой из десяти – с первой по десятую – глав «Стариков» представляет собой монолог местного полицейского шерифа Белла. Три последние главы – это его три очень непродолжительных заключительных монолога, с единственной оговоркой, что монолог Белла в двенадцатой главе дополняется полстраничкой текста «о нем». Все эти монологи в тексте даются курсивом.
Весь этот достаточно разнообразный «фрактированный» материал, по нашему убеждению, обретает на страницах романа итоговое эстетическое единство во многом благодаря программному по своему положению в мотивной организации повествования уже упоминавшемуся нами мотиву «generation gap».