Современная зарубежная проза

Уже сам по себе выбор названия автором подчеркивает не только особое, «избранническое» положение «стариков» в системе образов романа, но и явно «конфликтный» характер ситуации, которая становится все более очевидной, в том числе и для них самих – в текущем потоке событий им попросту не находится места. На наш взгляд, едва ли стоит «вдаваться» в обстоятельный анализ стихотворения Йейтса с тем, чтобы выявить какие-либо еще основания для дополнительных параллелей, ассоциаций и т. д. И без этого стихотворная строка ирландского поэта как нельзя лучше актуализирует программный лейтмотив произведения – старикам уже не место в жизни, ход которой в основном теперь определяется не их выбором, а выбором, сделанным их детьми, отдавшим предпочтение иным, по сравнению с традиционными, кумирам и ценностям, вплоть до «зеленых волос», «костей в носу» и «языка, которого понять невозможно».

Вот почему «в этой стране два поколения это уже такая даль» (Маккарти, за редким исключением, предпочитает опускать знаки препинания. – Ю. Г.). Таким образом, визуально и повествовательно текст романа состоит даже не из двух частей, а фактически из двух текстов. В таком своего рода композиционном решении, по всей вероятности, кроется очень немаловажное, с нашей точки зрения, для более полного понимания авторского замысла обстоятельство.

Один текст «закреплен» за рассказчиком Беллом, который, как мы помним, является одним из действующих лиц книги. Это его монологи-размышления по поводу того, чего ему пришлось быть участником или свидетелем. Повествование, высказывание рассказчика, как уже отмечалось, оформлено курсивом.

Другой текст-повествование принадлежит повествователю, который «по своему кругозору близок автору-творцу…» и «он – носитель наиболее нейтральной речевой стихии, общепринятых языковых и стилистических норм» [3, 167–168]. На страницах романа его «высказывание» почти целиком посвящено действию – action. Это с его слов читатель узнает, что произошло с Моссом, ветераном войны во Вьетнаме, совершенно случайно оказавшемся на месте недавней кровавой бандитской разборки и присвоившим «бесхозный» кейс с двумя с половиной миллионами долларов. По его следу устремляются, в частности, два профессиональных киллера – Чигур и, несколько позднее, Уэллс, оба, кстати, тоже ветераны все той же войны во Вьетнаме, и полицейский шериф Белл.

Иными словами, «второй текст», набранный обычным шрифтом, повествующий о конкретных событиях «охоты на Мосса» и таким образом составляющий конкретный план повествования романа в целом, и послужил довольно перспективной основой для сценария фильма братьев Коэн как «модернизированного вестерна».

Однако в границах такого жанра, как вестерн, изначально скорее всего довольно серьезная и весьма содержательная по своей сути мысль автора о современной ему жизни, по всей вероятности, не смогла бы обрести ни желаемого масштаба, ни должной глубины. И только присутствие «первого текста», составляющего метафизический план в повествовании романа, позволило писателю довольно успешно, как мы считаем, реализовать задуманное. Успешно потому, что оба плана, оба текста-повествования оказались достаточно органично взаимосвязанными, т. е. взаимодополняющими друг друга. Роль главного связующего звена при этом автором была отведена шерифу округа Дентон Эду Тому Беллу.

Белл, также бывший участник войны, но Второй мировой, закончившейся приблизительно за одно поколение до начала войны во Вьетнаме. То есть он – представитель «отцов» по сравнению с Моссом, Чигуром и, пожалуй, Уэллсом. А если учесть, что ему «под шестьдесят», то его с полным правом можно причислить к тем самым старикам, о которых упоминает заглавие романа.

Его мысли, точнее сказать, «размышления вслух» отличаются предельным тактом по отношению к читателю, так как в них нет даже намека на какую-либо категоричность. Вместе с тем не будем забывать, что Белл, мыслящий человек, искренне стремится постичь подлинный смысл происходящего, и «первый текст» – «высказывание Белла» – практически являет собой контакт «его языка» с американской действительностью конца семидесятых, представленной на страницах романа открывающейся читателю соответствующей конкретной событийностью «второго текста». А поскольку «…только контакт языкового значения с конкретной реальностью, только контакт языка с действительностью, который происходит в высказывании, порождает искру экспрессии…» [1, 281], а смысл рождается как «ответное понимание, включающее в себя оценку» [1, 322], то именно «первый текст», таким образом, придает повествованию романа преимущественное и итоговое интонационно-оценочное звучание, осуществляя при этом определенную авторскую стратегию – какая притча без дидактики, в том числе и в решении проблемы «generation gap».