Современная жрица Изиды

Но беззастѣнчивость и упорство г-жи Желиховской такъ же безпредѣльны, какъ и ея «правдивость». Какой бы то ни было пощады ждать отъ нея нельзя. Всѣ, выставленныя пока противъ меня обвиненія все же еще имѣютъ отношеніе къ предмету, о которомъ идетъ рѣчь, — къ Блаватской и ея обществу. Такъ этого мало: надо подобраться ко мнѣ съ другой стороны, облить грязью мою интимную, внутреннюю жизнь. И до чего, приэтомъ, просты пріемы мстящей дамы! Ей хочется, между прочимъ, показать, что я… «не христіанинъ», — и вотъ она объявляетъ, что у нея есть на то неопровержимое, вполнѣ и для всѣхъ достаточное, важное доказательство. Какое-же?.. Ея дневникъ!! Въ этомъ дневникѣ (стр. 33 брошюры) будто-бы сказано, что 5 (17) іюня 1884 года я гулялъ съ г-жей Желиховской по Парижу и не захотѣлъ войти вмѣстѣ съ нею въ нашу церковь. Затѣмъ, уже на память, авторъ «Правды о Е. П. Блаватской» вышиваетъ по этой канвѣ фантастическія арабески. Если-бы ея дневникъ и былъ доказательствомъ, еслибы въ немъ это и было написано, еслибы все это и было въ дѣйствительности — гдѣ же, однако, тутъ доказательство моего «нехристіанства»?! Г-жа Желиховская очевидно разсчитываетъ на крайне наивныхъ читателей. Развѣ самый ревностный христіанинъ и богомольный человѣкъ не можетъ, по той или иной, самой простой и естественной причинѣ, въ извѣстную минуту не желать войти въ церковь? Съ другой стороны, развѣ самый отъявленный безбожникъ будетъ «бояться» (по выраженію г-жи Желиховской) войти въ церковь? Вотъ до чего жажда мщенія помрачаетъ мою противницу!

Я никогда не дѣлалъ тайны изъ моихъ религіозныхъ убѣжденій, завѣщанныхъ мнѣ моимъ отцомъ. Если были когда во мнѣ нѣкоторыя смущенія, то это ужь дѣло моей совѣсти. Во всякомъ случаѣ я никогда не выносилъ передъ публикой этихъ временныхъ смущеній и кончилъ тѣмъ, что справился съ ними. Два десятка лѣтъ я пишу и написалъ много. Во всѣхъ моихъ, быть можетъ и крайне несовершенныхъ, писаніяхъ невозможно найти ничего, что исходило бы не отъ христіанина. Такимъ образомъ таинственная «записная книжка» дамы, хоть и получающей нынѣ, благодаря всему этому дѣлу, весьма лестную «славу», — является ужь черезчуръ курьезнымъ и комичнымъ сввдѣтелемъ… моего кликушества!!.

Но эта мстящая дама, эта защитница «нео-буддизма», даже совершенно непонимающая доктрины, о которой говоритъ (ибо, въ лучшемъ случаѣ, только крайнимъ невѣжествомъ объясняется ея увѣреніе, что она — православная, и въ то же время зашита ею «теософіи» Блаватской, какъ высокаго, чистаго и духовнаго ученія, какъ противувѣса матерьялизму), — эта дама стремится поразить меня прямо въ сердце. Касаясь, по своему, совершенно неидущихъ къ дѣлу, не имѣющихъ ни малѣйшаго отношенія къ Блаватской и «теософіи», интимныхъ обстоятельствъ моей жизни, — г-жа Желиховская заставляетъ меня на нихъ останавливаться. Она разсказываетъ какъ я изъ ея дома ѣхалъ вѣнчаться и какъ она благословила меня и мою невѣсту; но тутъ же спохватывается и дѣлаетъ такую выноску: «Спѣшу оговориться: я благословила одну невѣсту. Г. Соловьевъ низачто не соглашался, чтобы я его перекрестила образомъ, что меня крайне огорчило: я думала, что эта странность у него прошла». Какова прелесть! тутъ даже ссылки на «дневникъ» нѣтъ; надо и безъ «дневника» повѣрить г-жѣ Желиховской, что я «кликуша» или «порченый», боящійся креста. И это въ такую-то минуту! Какъ истая послѣдовательница «высокаго и чистаго» ученія своей сестры, отвергающаго Бога и святыню, г-жа Желиховская не смущается даже передъ «крестомъ» — и передъ мнѣніемъ о ней каждаго порядочнаго и разумнаго человѣка, который прочтетъ 136 страницу ея брошюры…

Но вѣдь я дѣйствительно ѣхалъ вѣнчаться изъ квартиры г-жи Желиховской. Она заставляетъ меня вспоминать самый счастливый день въ моей личной жизни. Я былъ глубоко благодаренъ г-жѣ Желиховской и ея дѣтямъ за ихъ дружеское участіе, за которое полюбилъ ихъ какъ родныхъ, не смотря на кратковременность личнаго знакомства, и самъ со своей стороны, старался, какъ только могъ, отвѣтить имъ такимъ же участіемъ. Эта благодарность заставила меня, когда, очень скоро послѣ того, г-жа Желиховская стала весьма странно дѣйствовать въ «теософскомъ» вопросѣ,- закрывать глаза и стараться не видѣть ея дѣйствій. Но она, уѣхавъ въ Эльберфельдъ, смастерила, какъ извѣстно читателямъ, такое, послѣ чего закрывать глаза стало невозможнымъ и оставалось только скорбѣть сердцемъ.