И сдавать в аренду в институтах и в научно производственных предприятиях все, что только можно. И перекачивать деньги от аренды через свои частные фирмы. А это громадные деньги. От большого научного института, где я работала, постепенно осталось несколько лабораторий, занимавшихся сертификацией продукции. Они были как бы «крышей», под этой эгидой которых держалась вывеска «НИИ». И от «НИИ» остался еще длинный начальственный коридор, где сгруппировались кабинеты главных административных акул. Всех остальных крупные акулы просто сократили, чтобы самим больше досталось. И сохранился мощный отдел, собиравший арендную плату – за сдачу бывших научных помещений в аренду. И слабого бухгалтерского отдела при нем. Мощного отдела и не надо было. Ибо весомая часть Аренды шла мимо официальной бухгалтерии, прямо в карман административно-хозяйственным акулам, но уже не от науки, а от бизнеса. Деньги за аренду шли в карманы, перетекая через всякие бесчисленные дочерние фирмы и структуры, которые собирали арендную плату себе. И перекачивая через себя деньги – какие-то крохи денег от аренды они все же, как ни странно, – демонстративно бросали в государственный карман.
В лаборатории, где я проработала всю жизнь, теперь был офис по продаже нижнего женского белья. И я заходила к себе, в бывшую лабораторию, иногда, когда мучили воспоминания о былых научных временах. И тем временем мне, сейчас, несмотря на чудовищную несправедливость тех лет, по отношению к нам, научным рабам, казались чудесными. А потом административно-хозяйственные акулы от науки, извините, от бизнеса, совсем ошалели от радости. Дело в том, что государство, чтобы якобы сохранить науку, научные институты и научные кадры, решило передать все это (научные институты – с их громадными корпусами и оборудованием) в частную собственность административно-хозяйственным акулам от бизнеса. То есть разрешить их приватизировать, то есть бесплатно подарить «акулам».
Административно-хозяйственные акулы от бизнеса громко смеялись над государством, то есть над глупыми чиновниками, которые это затеяли. Ибо эта приватизация институтов называлась в народе «пустить в курятник лису – охранять кур». Что от кур в итоге останется? И останется ли сам курятник?
Приватизация научных институтов под флагом их сохранения привела к научной катастрофе, к уничтожению науки, научных кадров, и научных институтов в целом.
Почувствовав себя полными хозяевами, «акулы» выбросили последние остатки научных сотрудников. Из последних лабораторий и цехов – выкинули все оставшееся там оборудованием. И срочно все, все, сдали под склады и офисы. И лишь запыленная вывеска на фасаде здания у входа напоминала, что здесь (пока еще) научно-исследовательский институт.
Я «правдолюбец», и борец за правду, с несколькими такими же научными сотрудниками, правдолюбцами, организовала общественный комитет по спасению науки. И стала бороться за спасение отечественной науки. И за спасение своего, уже бывшего, своего, родного, научного института. Я была немолодая пенсионерка. Мне уже было за 60 лет. Но я ходила не в поликлинику, к врачам, а ходила по инстанциям – как представитель общественной организации по спасению отечественной науки. А страна моя – мне все больше и больше напоминала гигантскую барахолку. Государство, как последний горький пьяница, задаром, за копейки, отдавало свое государственное имущество, нажитое трудом нескольких поколений тружеников моими дедами, моими родителями и мною. И приватизированные фабрики и заводы превращались в вещевые ярмарки, рынки, гигантские склады. И мой родной приватизированный научный институт превратился в вещевой рынок, в ряд больших автосервисов. Приватизированные фабрики и заводы в большем количестве погибли. Ибо в стране была создана такая экономическая ситуация – что производить было невыгодно. Выгоднее было склады, ангары, офисы. Да все, что угодно, кроме производства.
Приватизированная наука, приватизированные научные институты гибли. Ибо в стране была создана такая экономическая ситуация – что хозяевам, акулам от науки, от бизнеса – наука и научные институты даром не нужны были. Ибо все это было так нерентабельно. Тут нужны были научные мозги, научные идеи, чтобы развивать науку и создавать научную школу. А это было так хлопотно.