Современные польские повести

Он с горечью подумал: значит, так суждено, чтобы остатки города были перемолоты жерновами войны. Она прекратится не раньше, чем сгорит все дотла. Провал заговора сулил городу прежде всего именно это. Наши расчеты, ничтожные, словно грезы мелкого чиновника, перечеркиваются. Предпочтение отдается Сатане… Сейчас, когда последние праведники хотели спасти что удастся, провидение не только не поддержало их, но неизменно благоприятствовало Сатане.

Разумеется, не в такие слова облекал свои мысли Штауффенберг, но таковы были его чувства, бурлившие у порога сознания, и напор их был слишком силен, чтобы можно было четко, категорично их сформулировать.

Времени на размышление не было. Каждый миг, проведенный у окна, отравляло ощущение потерянного времени: он не там, он бездействует, он не борется. Если бы у него нашлась минута взглянуть со стороны на весь свой спор с Сатаной, он увидел бы, что, несмотря на бомбу, в чем-то с ним соприкасается, но разница меж ними состоит в том, что тот играл ва-банк, проигрывая остатки, а они пытались эти остатки спасти. Но боролись они за одно и то же, разве что тактика была неодинаковая.

Размышлять было некогда. Он только подумал: пути господни неисповедимы. Почему, почему всех их сметает рука истории? Хотелось крикнуть это небу, и он кричал в душе. А когда замолк, чтобы услышать ответ, услышал тишину. Небо оставалось немым и пустым.

Штауффенберг услышал нечто иное, какие-то крики снизу, добегавшие наверх в виде шепота. Какая-то машина въехала во двор. Была половина восьмого. Коридоры ожили, раздавались приглушенные голоса, отзвуки беготни, щелканье каблуков. Он выглянул из кабинета. Офицеры в коридоре вытягивались по стойке «смирно». Прежде чем причина этого оживления появится из-за угла, шепот достигнет его ушей и понесется дальше.

— Генерал-фельдмаршал фон Витцлебен, генерал-фельдмаршал фон Витцлебен, наконец…

Услышал, и еще раз встрепенулось сердце. Может, это мгновенье знаменует какой-то перелом и наконец улыбнется им высшая справедливость. Он вышел в коридор.

Наконец-то.

Затерявшийся между Цоссеном и Бендлерштрассе фельдмаршал фон Витцлебен отыскался. Вот он появляется из-за поворота коридора в блестящем фельдмаршальском мундире и шагает, небрежно салютуя жезлом в ответ на приветствия офицеров.

Его прочат на пост верховного главнокомандующего. Он направляется к Беку, которого прочат в президенты рейха. Входит в кабинет Фромма, в глубине которого Бек беседует с каким-то штатским. Двери в коридор остаются открытыми, вместе с группой офицеров Штауффенберг проходит в кабинет. Фон Витцлебен приближается к Беку, вытягивается по стойке «смирно» и докладывает о своем прибытии.

Бек поднимается. Комната полна офицеров, Витцлебен подает руку генералу Беку и Гизевиусу, обходит вокруг стола Фромма, садится и разглядывает окружающих. По-видимому, в лицах их чересчур много радости, ожидания, чересчур много надежд. Он гасит их одной резкой фразой:

— Здорово же вы тут насвинячили, нечего сказать!

А когда кто-то пытается протестовать, начинает задавать вопросы:

— Телефонные станции захвачены?

— Нет, — отвечает Ольбрихт.

— Радио?

— Нет.

— Вокзалы?

— Нет, но…

— Аресты произведены?

— Нет, но, господин генерал-фельдмаршал, вы позволите…

— Какие части в распоряжении верховного главнокомандующего?

Ольбрихт смолк, опустил голову.

— Так зачем же вы искали меня, вызывали? — неожиданно взбеленясь, кричит Витцлебен. — На что я вам нужен, если ничего не сделано?

— Уже несколько часов командованиям фронтов и военных округов рейха передается сигнал «Валькирии» вместе с приказами, разъясняющими…

— Кем все это подписывается?

— Частично — от имени Фромма, частично полковником Штауффенбергом.

— Штауффенберг? Тот, который напортачил в «волчьем логове»?

Штауффенберг покраснел, как школьник.

— Разрешите доложить, я поставил портфель менее чем в полутора метрах…

— Да ставьте хоть в ста метрах, были бы результаты, мне-то какое дело. Следовательно, с покушением тоже прокол.

Ольбрихт присматривается к толпе офицеров. Он допустил их сюда, полагая, что фельдмаршал ободрит их, придаст им уверенности своим присутствием и тем, что скажет. Но ему вовсе не хочется видеть, как после слов Витцлебена они утратят последние иллюзии. Ольбрихт переглядывается с Геппнером, и они вдвоем начинают выпроваживать из комнаты ненужных гостей. Из них только Гизевиус выходит ободренный; у него создалось впечатление, что путч наконец обрел подлинного предводителя и наконец кто-то приструнил все же этого зазнайку Штауффенберга.

Бек с красными пятнами на щеках пытается взять себя в руки. Он обращается через стол к Витцлебену:

— Мы чрезвычайно рады, господин генерал-фельдмаршал, вашему прибытию. Мы долго разыскивали вас в Цоссене. Считаем, что ваше место на Бендлерштрассе.

— А я вовсе не рад. Полагаю, что и так приехал сюда преждевременно. Кабинет для генерал-фельдмаршала не приготовлен, адъютанты не назначены.

— Помилуйте, а полковник фон Шверин?

— Это один. По уставу генерал-фельдмаршалу полагаются два адъютанта.

— Можем подобрать.