Современные тюрьмы. От авторитета до олигарха

Но сейчас, сидя в «блондинке», осужденный Кашкетин Н. В. думал о другом — о тех пяти годах, которые предстояло провести на «общаковой зоне». Впрочем, теперь его ждала пересылка на Красной Пресне — связующее звено между судом и этапом на зону…

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Cизо № 3 — Краснопресненская пересыльная тюрьма, существует с конца тридцатых годов. В этот следственный изолятор направляют лишь тех арестантов, по отношению к которым приговор суда уже вступил в законную силу. Как правило, вновь осужденных транспортируют в тюрьму на Красную Пресню прямо из зала суда. Здесь формируются этапы в исправительно-трудовые учреждения всех четырех режимов: общего, специального, строгого и особого.

Средний срок пребывания заключенных в сизо № 3 — от нескольких недель до нескольких месяцев, хотя бывают случаи двух— и даже трехлетнего содержания в этой тюрьме. Большинство осужденных пишут кассационные жалобы, срок рассмотрения которых — от 7 до 15 дней.

Заключенные, прошедшие через Краснопресненскую пересыльную тюрьму, единодушно отмечают, что атмосфера здесь значительно отличается от той, что царит в остальных московских тюрьмах. Дух скорей лагерный, нежели тюремный: «воздух зоной пахнет». Объясняется это тем, что пребывание в Бутырке, «Матроске» или Лефортове оставляет определенные шансы выйти на волю, а из сизо № 3 путь лишь один — на зону. Именно потому на Красной Пресне, как ни в одном другом московском следственном изоляторе, блюдут воровские законы: с «беспредельщика» могут строго спросить сразу по прибытии в лагерь.

Камеры обычно переполнены: в каждой ожидают этапа от 30 до 70 арестантов. Переполненность камер, постоянный «оборот контингента» и антисанитария часто приводят к распространению инфекционных заболеваний.

Краснопресненскую пересыльную тюрьму прошли едва ли не все представители московского криминалитета: от воров старой, так называемой нэпманской формации и до лидеров «новой братвы». Конфликты между ними, как правило, весьма редки.

Коля Кашкетин уже бывал на Красной Пресне: во время второй «ходки» он проторчал тут почти полтора месяца, ожидая этапа в Коми АССР. Произошло это почти десять лет назад, и с тех пор на Краснопресненской пересылке почти ничего не изменилось: все те же переполненные камеры, оба яруса которых забиты арестантами, все тот же сон в три смены, все то же зловоние параши, нестираного белья и немытых тел.

На пересылке царила атмосфера вокзала. Правда, «кассир» из ГУИНа еще не выписал билетов, да и пункт назначения был не известным. А потому оставалось лишь ждать, коротая время за игрой; так на любом вокзале в ожидании поезда принято развлекать себя шахматами, домино и особенно картами…

Через три дня после водворения в пересылку Кашкет нашел достойного соперника. Им оказался пятидесятилетний казанский татарин Равиль, особо опасный рецидивист с пятью судимостями, по виду спокойный и доброжелательный человек. Равиль умел играть во все карточные игры, известные в тюрьмах, но, как и Коля, предпочитал «буру». К вечеру, купив у «вертухая» колоду, соперники уселись на «шконке», отгородившись от остальных сокамерников занавеской из простыни.

И началась «бура»…

Наверное, «бура» — самая «зековская» из всех карточных игр. При внешнем просторе она предполагает не столько везение, сколько точный расчет, умение переиграть соперника психологически и особенно — выдержку и хладнокровие.

— Что стоит кон? — спросил Кашкет, глядя, как татуированные пальцы Равиля вскрывают упаковку колоды.

— Давай червонец, — предложил тот.

— Десять рублей? — удивился Коля столь мизерной ставке.

— Баксов… Или слабо?

Конечно, опытный Кашкетин сумел пронести с собой в камеру деньги: арестант прекрасно понимал, что без денег в тюрьме и на зоне долго не протянешь. Денег было вроде бы порядочно, целых пятьсот рублей, но их предстояло растянуть на неопределенное время: на зоне, куда отправлялся Коля, могло не оказаться работы, а это означало нули на лицевом счете и, как следствие, полуголодное существование.

— У меня нет баксов, — с сожалением произнес Кашкет.

— А что у тебя? Рубли? Ничего, проиграешь, по курсу посчитаем.

— По какому?

Равиль высунул голову из-за занавески:

— Пацаны, сколько теперь бакс в обменке стоит?

— Шесть, — отозвался один арестант.

— Вчера по радио передавали: вроде бы по шесть двадцать покупают, — сообщил другой.

— Ну что, Кашкет, — Равиль аккуратно поправил занавеску-простыню, — я баксы ставлю, а ты рубли. Давай твои «деревянные» по шесть двадцать будем считать, идет?

— То есть один кон — шестьдесят два рубля?

— Ага. Ну так что?

— Давай, — Колина рука потянулась к лежавшей на одеяле колоде, — двадцать конов, потом подбиваем лавэ и расчет. Нормально?

Сперва удача сопутствовала Кашкету. Из двадцати конов он выиграл четырнадцать, из которых три — вчистую, «бурой», то есть имея на руках сразу три козыря. К концу вечера денежные запасы удачливого игрока пополнились приличной суммой долларов, которые Равиль сразу же отдал сопернику.