— Поскольку ни один человек в здравом уме не посмеет валять с тобой дурака… Предлагаю тебе сорок процентов от корейских дел. Ну и если попутно будут какие-то дополнительные деньги, получишь еще. Как тебе мое предложение? Сорок процентов со всех моих операций?
— Со всех, — повторил Манджино. — Надеюсь, ты ничего от меня не скрываешь. Да, конечно, я могу обеспечить тебе защиту за сорок процентов.
— Значит, договорились. — Транкатта взял двумя пальцами остаток самокрутки, поморщился, раздавил его в пепельнице и закурил новую сигарету «Кэмел». Глубоко затянулся, выпустил дым и посмотрел Манджино в глаза сквозь дымовую завесу. — Итак, — продолжал он, — ты хочешь взглянуть, что я нагреб сегодня за утро? Сейчас внизу работают всего три девки, но любая охотно прочистит тебе шланг — отсосет все, как пылесосом.
— Нет уж, сегодня, пожалуй, возьму деньгами, — сказал Манджино. — Ты как, не против?
Удивленный Транкатта достал из кармана бумажник и отсчитал три пятидесятидолларовые банкноты.
— Сто пятьдесят. Новенькие, как будто только что напечатали.
Манджино посмотрел на нового компаньона в упор:
— Раз мы с тобой отныне работаем вместе, мне бы хотелось, чтобы отныне наши отношения были сугубо деловыми.
Глаза у Транкатты забегали. Явно испугавшись, он пожал плечами.
— Конечно, Джимми. Как скажешь.
Манджино встал с дивана, взял у Транкатты три новенькие, хрустящие банкноты и подмигнул.
— Значит, до выходных, — сказал он.
Через несколько часов после того, как детектив Джон Денафриа подключил к телефону Витторио Тангорры диктофон, он заехал за детективом Алексом Павликом, своим новым напарником. Они должны были вместе ехать в Нью-Джерси. Вечерело. Небо очистилось, и сквозь редеющие облака на землю проникал солнечный свет.
Павлик, широкоплечий здоровяк с разбитыми костяшками пальцев — результат нескольких лет занятий боксом, — почти все утро прозанимался в тренажерном зале на Сорок второй улице. Говорил он врастяжку, не спеша. На нем были темно-синие тренировочные штаны и золотистая спортивная куртка на «молнии».
— Добро пожаловать, — сказал Денафриа.
— Спасибо, — ответил Павлик.
Они пожали друг другу руки, и Денафриа поехал на запад по Сорок второй улице.
— Это ведь ты арестовал Тимоти Уоллера? — спросил он.
Павлик натянуто улыбнулся.
— Должно быть, приятно изолировать от общества такого психа.
— Да меня чуть не уволили за то, что я арестовал этот кусок дерьма.
— А я слышал, что тебя, наоборот, наградили.
— Начальство решило, что журналистам больше понравится, если я буду героем. По крайней мере, так мне сказали.
— Как бы там ни было — прими мои поздравления. И уж поверь мне, почетный знак куда лучше уголовного дела. Вот уж чего я никому не порекомендую.
— Ты о том эпизоде на Истерн-Парквей? — Павлик понимающе кивнул.
— По-моему, нас с тобой обоих подставили, — сказал Денафриа.
— Я помню, как тебя судили. Там была скрытая камера. Но чего я не могу взять в толк, — с чего они на тебя так взъелись?
— Сам не понимаю, — ответил Денафриа, перестраиваясь в правый ряд, чтобы обогнать грузовик службы срочной доставки. — Наверное, оказался не в том месте не в то время, — продолжал он. — И цвет кожи у меня подкачал. Помнишь, тогда еще разбирали дело о копах, которые любили помахать дубинками? В общем, все черные жаждали моей крови. Чернокожий пацан грабил прохожего у банкомата, я случайно проходил мимо и попытался ему помешать. Пацан выстрелил в меня, причем не один раз, и я выстрелил в ответ. Шум подняли из-за того, что адвокаты пацана доказывали: мол, камера зафиксировала мои прицельные выстрелы, а их подзащитный стрелял только в воздух. И в самом деле он вовсе не хотел меня убивать. Мне крупно повезло, что он прострелил спортивную сумку, которую я нес в руках. Я выстрелил в ответ и попал в него. И вот, не успел я оглянуться, как на меня уже заведено дело, обо мне взахлеб пишут все газеты, а жена не понимает, какого хрена она за меня вышла. В общем, суд — штука противная, особенно если знаешь, что тебе светит много лет за решеткой. И за что? За то, что ты выполнял свой долг. Такого врагу не пожелаешь.
Некоторое время оба молчали.
— Что ж, ты хотя бы загорел, — заметил Павлик. — Где был?
— На Пуэрто-Рико, — ответил Денафриа. — Один. После суда у меня еще больше обострились семейные проблемы.
— Прими мои соболезнования.
Денафриа свернул на улицу, ведущую к туннелю Линкольна.
— А ты? Ты ведь работал в убойном отделе?
— Восемь лет, — кивнул Павлик.
— С одним и тем же напарником?
— Да, почти все время.
— А он по-прежнему в убойном?
— Ага.
— Я до сих пор работал один, — признался Денафриа. — Мне первый раз всучили напарника. Я имею в виду, всучило начальство.
— А что, у тебя проблемы с общением? — спросил Павлик.
— Да нет, — ответил Денафриа. — Мне не терпится поработать в компании.
— Ну и ладно, — вроде успокоился Павлик, хотя было заметно, что ему слегка не по себе.
Они снова заговорили, когда проехали половину туннеля Линкольна.