Современный детектив. Большая антология. Книга 12

Он поворачивается, чтобы посмотреть в заднее окно, и рубашка натягивается на его груди. Я вижу очертания нательного крестика на цепочке на шее. Отворачиваюсь к окну, чтобы скрыть улыбку. Католик. Это объясняет комплекс вины. Все будет проще простого.

— Знаю, это причиняет боль, но я хочу, чтобы ты попыталась вспомнить ночь похищения. — Он нажимает на кнопку на своей двери и опускает стекла с обеих сторон. — Возможно, какие-то запахи или звуки помогут тебе.

Какое-то время мы едем молча. За окнами мимо нас мелькает Канберра. Этот город совсем не похож на Перт. Мы кружим по предместьям; повсюду разбросаны островки кустарников, контрастирующие со строгой архитектурой без излишеств.

Дома все ухоженные и новые, со свежеокрашенными заборчиками и тщательно постриженными лужайками. Здесь нет старых домов с террасами или коттеджей, к которым я привыкла; все выглядит так, будто построено в пятидесятых годах. Когда мы начинаем подъезжать к городу, дорога становится шире и величественнее. По краям появляются бесконечные фонтаны и большие помпезные здания. Повсюду идеальная чистота и симметрия. Никакой грязи, присущей большим городам; наоборот, все выглядит продезинфицированным.

Мы заворачиваем на парковку полицейского участка.

— А сегодня мы будем одни? — спрашиваю я. Меньше всего мне хочется, чтобы рядом ошивался отвергнутый Малик. Малейший промах будет означать катастрофу.

— Наша психолог очень хочет побеседовать с тобой.

Не думаю.

— Я хочу говорить только с вами, — настаиваю я.

— Не волнуйся, сегодня мы не будем торопиться. Думаю, она сможет по-настоящему помочь, когда ты будешь готова.

Может, этот парень действительно идиот.

Снова положив мне руку на спину, он ведет меня в ту же комнату, где мы были вчера. Диванчики и игрушки по-прежнему там, но сегодня появился еще телевизор со старым видеоплеером. Андополис ничего не говорит по этому поводу, когда садится на диван напротив меня.

— Как все прошло вчера вечером? — интересуется он.

— Как в сказке, — сентиментально вздыхаю я, мой голос звучит приторно сладко.

— Даже представить себе не могу.

Он смотрит на меня немного странно. После улыбки на лице остается какое-то напряжение. Я знаю, он испытывает вину, но это нечто большее. Такой обеспокоенный взгляд. На секунду мне становится любопытно, прячет ли он дома фотографии Ребекки. Я бы не удивилась.

— А это для чего? — спрашиваю, кивая на телевизор. На самом деле я просто хочу, чтобы он перестал на меня пялиться. Уже мурашки по коже бегают.

— Это чтобы подтолкнуть твою память, — говорит он, потом поднимает ладонь в защитном жесте. — Помочь вспомнить, но не похищение, а время до него.

До похищения? Зачем ему знать, что происходило до того, как Ребекка пропала? Не понимаю, какое отношение это имеет к расследованию, но если это поможет убить время, то я только за.

Андополис берет пульт управления с подлокотника дивана. Несколько секунд держит его в руке.

— Наверное, это немного расстроит тебя, но я думаю, что это важно.

— О’кей. — Надеюсь, это какое-нибудь домашнее видео. Может, я смогу узнать побольше о ней. В смысле, обо мне.

Он нажимает на «плей». На экране дрожат черные полосы, потом в фокусе появляется серая комната. За столом перед камерой сидит девушка-подросток, закрыв лицо руками.

«Элизабет Грант, встреча пятая, тридцатое января 2003 года, время 21:47», — проговаривает голос за кадром. Перед девушкой на другом конце стола садится мужчина. Я вижу только его затылок, но сразу понимаю, что это Андополис.

«Я уже все вам рассказала, — сдавленным голосом говорит девушка. — Я не понимаю, зачем постоянно об этом говорить».

Это комната для допросов, но не такая, в какой меня держали в Сиднее.

«Нам нужны все детали, даже те, которые кажутся неважными или незначительными».

Девушка поднимает голову. Ее лицо представляет собой непонятно что. Под глазами черные разводы от потекшей туши, она вся в красных пятнах, нос течет. Несмотря на такой вид, я узнаю ее. Это лучшая подруга Ребекки, Лиззи.

«О’кей», — говорит она.

Мне ее жаль. Она еще слишком юная, чтобы выглядеть такой измученной, такой убитой.

«Ты рассказала мне о последних неделях, но мне интересно, не помнишь ли ты чего-то необычного. Может, она говорила что-нибудь странное о школе или о своей домашней жизни».

«Нет, — отвечает она. — Ничего».

Я вижу, Лиззи что-то скрывает, но интересно, видит ли это Андополис. Несколько секунд он внимательно смотрит на нее в тишине, заставляя нервничать.

«Твоя подруга пропала, — наконец говорит он, сейчас его голос звучит по-другому, холодно. — Никто не знает, какому насилию она подвергается в данный момент, пока мы играем в эти игры».

«Я не играю ни в какие игры!» — всхлипывает Лиззи.

Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Андополиса. Это было действительно жестко. Он совсем не кажется таким суровым. Андополис продолжает невозмутимо смотреть на экран.

«Тогда подумай лучше, — продолжает он на экране, — подумай, может, Ребекка вела себя как-то странно. Или появилось что-нибудь необычное».

Лиззи делает несколько глубоких вдохов. Я наклоняюсь вперед, смотрю на нее.