Современный Евгений Онегин

Руководствуясь всеми этими определениями, а в затруднительных случаях заглядывая в брошюру В.П. Москвина, я мог теперь вполне осмысленно анализировать и классифицировать накапливавшийся поэтический материал, попутно знакомясь с различными интертекстуальными феноменами, возникавшими либо через травестию, либо через использование доступного мне научно-справочного аппарата. Тождественность основных понятий поэтики я определял, ориентируясь в основном на классический учебник Б.В. Томашевского[46], в выводах же, вытекавших из анализа всего материала, стремился к максимальной независимости.

Анализ

Приступая к анализу довольно многочисленных подражаний и переработок текста пушкинского романа в стихах, я должен был прежде всего четко определить цель такого анализа, поскольку любые филологические поиски, лишенные конкретной цели, попросту бессмысленны. Работа, проделанная ранее в этом направлении, подводила к мысли, что конечной целью предполагаемого анализа должно стать определение той формы травестии, которую я мог бы взять за основу при создании собственного интертекстуального образца (иначе говоря – переработки) текста пушкинского произведения. Практически для достижения этой цели нужно было решить следующий вопрос: какая из трех литературных форм – стилизация, пародия или бурлеск – является наиболее совершенной и подходящей формой для собственной переработки текста пушкинского «Евгения Онегина»? Ориентируясь на решение этой задачи и стараясь соблюдать хронологическую последовательность при выборе накопленных поэтических образцов, я и приступил к анализу. Разумеется, предпринятое мной «проникновение в поэтический материал» отличалось от тех изящных академических приемов и поисковых стратегий, которыми характеризуются, например, сочинения Умберто Эко, но за добросовестность и последовательность всех своих действий я читателям ручаюсь. Несмотря на большое количество стилизаций текста пушкинского романа в стихах, появившихся в России уже в 1820–1830-х гг., первое произведение, которое в хронологической последовательности мне пришлось анализировать, оказалось бурлеском.

Первая глава «Евгения Онегина» А.С. Пушкина была опубликована в 1825 г., и в том же году в Москве в рукописях («самиздатом», употребляя современный термин) начали распространяться первые главы довольно любопытной поэмы «Сашка», в которых описывались разгульные картины студенческого быта и которые были написаны таким «лихим» литературным стилем, какой не пропустила бы ни одна цензура. (Цензурный запрет на публикацию этой поэмы в России соблюдался до 1861 г., когда она все же была разрешена к печати и опубликована, правда с огромнейшими купюрами.) Автором этого скандального литературного произведения оказался студент Московского университета Александр Иванович Полежаев, в молодости – гуляка и дебошир, а в зрелые годы типичный неудачник, окончивший дни своей жизни в солдатской казарме после очередной экзекуции за воинскую провинность.

«Сашка» – во многом автобиографическое произведение, хотя созданное, видимо, экспромтом – приемами поэтической травестии текста пушкинского романа в стихах. Особенностью этой травестии, превращающей текст в типичный бурлеск, является то, что статусная позиция главного героя резко снижена: вместо независимого светского щеголя-гуляки перед читателями предстает вечно нуждающийся студент-провинциал – прототип самого А.И. Полежаева – Сашка. Поэт, словно бы насмехаясь над цензурой, правдиво указывает даже подлинную свою фамилию:

«Студенты всех земель и краев!
Он ваш товарищ и мой друг;
Его фамилья Полежаев
А дальше… Эх, друзья, не вдруг»[47]

.

В полном соответствии с текстом пушкинского романа в стихах травестированная поэма Полежаева начинается с дорожных размышлений молодого племянника о манерах и образе жизни своего петербургского мецената-дядюшки: