Она поняла — бежать бесполезно, это сразу выдаст ее. Тогда за ней помчатся в открытую и легко поймают на этой проклятой дороге. Она не побежала, но суматошно рванулась вперед, зацепилась за что-то ногой, уперлась портфелем в кучу земли и сумела удержаться.
Перед ней возвышался земляной вал, за ним рукав основной траншеи. Тут была доска, временный мостик — какой-то прохвост уже стащил ее… Девушка заметалась, ища проход. Справа, у темных ворот, закрутилась и распалась стая собак: поджав хвосты, они Гуськом прошествовали мимо девушки по земляному валу и стремительно умчались вниз по улице. Она кинулась к воротам, толкнула калитку — открыта, юркнула во двор, захлопнула калитку и, припав к ней, уставилась в щель.
«Повернет… Подумает, что в свой двор зашла. Потом выйду…»
Она прислушалась, но слышала только стук собственного сердца да шум в висках. Вдруг она вспомнила, что забыла запереть калитку, нащупала щеколду, но задвинуть ее не смогла. Она обернулась — в глубине двора, на веранде сверкала лампочка, и яркие лучи, пробившись сквозь листву и грозди винограда, достигали забора.
«Если толкнется, взбегу на лестницу. Сосед… Отставник майор, у него ружье есть…»
Она видела отрезок улицы, расчерченный полосами света, просочившегося между штакетником. Вот-вот появится погоня. Наверное, крадется вдоль забора… Девушка оторвалась от калитки, шагнула было к веранде, но затопталась на месте — ей представилось угрюмое лицо старика затворника, который даже детей не подпускал близко к своему двору и каждого прохожего провожал подозрительным взглядом… Прокуренные усы, вечная трубка во рту, защитный китель с нагрудными карманами — все это придавало старику непривычный облик, служивший темой для пересудов… Кто-то даже убил или отравил его легавую… Некоторые поговаривали, что он вовсе не майор, что чин у него повыше… Но в эту минуту девушка старалась забыть все и вызвать в себе раскаянье за те оставшиеся с детства страх и неприязнь, которые она, вместе со всей ребятней улицы, испытывала к старику.
«Он совсем не такой, — убеждала она себя, — греется на солнышке. Если и смотрит сурово, только потому, чтобы мы не озорничали…
Но пойти к веранде она все-таки не решилась, повернула назад и снова прислонилась к калитке. И вдруг совсем рядом зашаркали шаги. Она глянула вбок…
В темноте на краю траншеи стоял мужчина. Волосы торчали из-под кепки, а пятна света и тени на лице придавали ему жуткое, злодейское выражение.
«Ищет! — девушка затаила дыхание и, вцепившись рукой в щеколду, не отрывала от незнакомца испуганных глаз. — Сейчас никто не носит кепку».
Мужчина повернулся, оглядывая наваленную, как баррикада, насыпь, шагнул… Свет от забора скользнул по пояснице, осветил обувь, ноту, руку…
«Хлеб!»
Незнакомец держал хлеб. Каравай, как луна, белел освещенным боком. Прохожий стоял на свету. У него была длинная, почти до колен рука и в ней — хлеб.
«У него хлеб», — ей почему-то стало смешно, и она тихонько прыснула… Тепло дрожащей волной разлилось по сведенным от столького напряжения членам. Легкомысленный, резвый смех разбирал ее, она смело распахнула калитку и вышла.
Мужчина отпрянул, резко обернулся, посмотрел на девушку и сконфуженно хмыкнул:
— Ну тебя, чуть не испугала такого дядю!
— И я не могла перейти, — смеялась девушка, — гляжу, доски нет.
— Спер кто-то, — вскипел мужчина, — как все всё по домам тащат, руки бы поотрывать!
Он потоптался на месте, взобрался на отвал, осмотрелся.
— Тут можно… Узко… — сказал он и перепрыгнул на тот край траншеи. Обождал, пока переберется девушка, и, не оглядываясь, пошел вперед.
Преодолев последнее препятствие, девушка совсем заребячилась, засмеялась, захлопала в ладоши и, бросив на траншею торжествующий взгляд, догнала мужчину:
— Спасибо!
Потом встала на одну ногу, вытрясла землю из туфли, сняла вторую… Спокойно возилась она с туфлями, иногда посматривая на уходящего вперед незнакомца…
До дому оставалось совсем ничего, она ускорила шаги, чтобы не очень отставать от попутчика.
А тот, помахивая хлебом, деловито шагал посреди улицы.
ГУРАМ ПЕТРИАШВИЛИ
ГРУСТНЫЙ КЛОУН
Странный недуг поразил обитателей Маленького города.
Все хотели обзавестись чемоданами.
Ничего, кроме чемодана, людей не интересовало.
Собираясь выйти из дому, они часами вертелись и крутились с чемоданом в руке перед большим зеркалом. Нет, не себя разглядывали, их волновало, красиво ли смотрится чемодан.
Никто и нигде не появлялся без чемодана.
Друг о друге судили по чемодану.
Страсть к чемодану заглушила все.
И дошло до того, что человеку, придумавшему чемодан, воздвигли памятник на главной площади Маленького города: великий человек стоял на постаменте-чемодане с чемоданом в руке. Проходя мимо памятника, горожане благоговейно снимали шапку. По улице люди шли, самодовольно выставив вперед чемодан и кичливо вскинув голову.
Время от времени они останавливались, доставали из кармана бархотку, заботливо смахивали с чемодана пыль и начищали его до блеска.