— Должен вам сообщить еще одну деталь. Веселица ходил напомнить Юлиане про лекарство. Она откликнулась из комнаты, но дверь ему не открыла…
— Хочешь сказать, быть может, и открыла? — задал вопрос Джордже.
— Я ничего не хочу сказать, — возразил я сердито. — Говорю то, что услышал от Веселицы.
— Боюсь, нам придется заночевать в мотеле, — заметил Сенечич. — Должны сообщить результаты вскрытия из местной больницы. К тому же есть вещи, которые требуют более детального изучения. — Он встал, открыл дверь и, подозвав милиционера, сказал: — Пригласи сюда кого–нибудь из администрации.
— Я бы хотел получить номер Штраусов, — попросил я, когда милиционер ушел. — Думаю, они не захотят ночевать в комнате, где произошло убийство.
— А ты любишь общаться с привидениями, — поддел меня Джордже.
— Не возражаю, — сказал Сенечич. — Однако берегитесь духов!
— Оставим шутки. Дух убийцы постоянно с нами, — заметил я, — но я его не боюсь.
— Если убийца еще здесь, — уточнил Джордже.
Вошел официант:
— Вы меня звали?
— Скажите, — обратился к нему Сенечич, — у вас есть свободные комнаты?
— Кое–что осталось, — услужливо ответил официант.
— Нам нужно… — Следователь замолчал и пристально взглянул на него. — Как ваше имя?
— Антон… Антон Врабец.
— Я вас не знаю. Давно вы в мотеле?
— Еще и месяца нет!
— Сегодня вы работали целый день?
— Нет, моя смена с двух часов дня до полуночи.
— Полагаю, вы сможете нам помочь. Если вы что–нибудь заметили…
— Разумеется, господин следователь. Я в вашем распоряжении. Сколько комнат желаете?
— Четыре номера для наших гостей. — Сенечич усмехнулся. — Штрауса с дочерью переведите в другую комнату. Понимаете? Неудобно оставлять их там, где… ну, словом, вы понимаете. В номер Штрауса поселите Равника, — он указал на меня. — Еще в одной комнате разместятся майор Врзич с женой, и нужен номер для Прпича.
— Он тоже останется в мотеле? — осведомился официант.
— Да. Если можно, оставьте три номера для моих людей.
— У управляющего сегодня выходной, я его заменяю. Надеюсь, вы останетесь довольны. Во всяком случае, будет сделано все необходимое… Пойду распоряжусь, чтобы поменяли постельное белье и полотенца.
— Спасибо, товарищ Врабец. И сообщите, если подметите что–нибудь интересное.
— Непременно, господин Сенечич. — Поклонившись, Врабец пошел к выходу.
В это время вновь зазвонил телефон. Следователь поднял трубку, пробормотал: «Да, это я» — и дождался, пока официант выйдет из комнаты. Я тоже было направился к двери, но слова, произнесенные Сенечичем, заставили меня остановиться.
— Интерпол… Думаешь?.. Через полчаса или час… Думаешь? Я жду с минуты на минуту…
VI
Я покинул кабинет, пребывая в уверенности, что сообщил следствию драгоценнейшие сведения, а сам остался ни с чем. Но меня утешала мысль, что даже самый слабый бегун, если не сойдет с дистанции, добежит до финиша.
В сопровождении милиционера я вернулся в гостиную. Штраус, Розмари и Чедна по–прежнему сидели вместе. Исполненное важности лицо немца было таким же багровым, только теперь это объяснялось выпитым виски. Розмари благодаря заботам Чедны посвежела и повеселела. Впрочем, известно, жизненные трагедии оставляют на детях не столь глубокий след, как на отцах.
— Похоже, придется здесь ночевать, — сообщил я, присаживаясь к их столику.
— Да, господин Сенечич сказал мне, — подтвердил немец. — Я попросил, чтобы нам с дочерью дали другую комнату. Сами понимаете… К тому же в автосервисе сказали, чтобы я не рассчитывал сегодня на мой «мерседес».
— Полагаю, это главное, что вынуждает вас остаться на ночь в мотеле.
— Да! Хотя и события, свидетелями которых мы невольно стали… Пусть они и не имеют к нам никакого отношения… — Штраус замолчал и посмотрел на Розмари. Взгляд ее голубых глаз был чист, как у ангела. — Я беседовал со следователем Сенечичем. Очень милый человек, как, впрочем, и ваш приятель майор Врзич. Это была скорее дружеская беседа, чем допрос… Майору известно, как мы добрались до мотеля, не меньше, чем мне… Следователь интересовался, что с моим автомобилем, и убедил меня, что ваши мастера достаточно квалифицированны, чтобы отремонтировать «мерседес»… Да… Хотите виски?
— Нет, спасибо, — отказался я.
— А мне, пожалуй, налейте, — попросила Чедна.
— Чедна… Удивительное имя,[23] его можно дать лучшему сорту шотландского виски! — преподнес Штраус поистине изысканный комплимент.
Розмари, это милое голубоглазое создание, молчала, будто воды в рот набрала.
— Странно, что вы не научили Розмари ни единому сербскому слову, — заметила Чедна. — Сами говорите по–сербски так, словно родом из Баната.
— Из Штутгарта, милая госпожа. Из прекрасного Штутгарта. А Розмари — типичный представитель молодого поколения. Ее интересует музыка, танцы… Языком она пользуется только во время еды.
«Не сказал бы!» — чуть не вырвалось у меня, но воспитание не позволило мне быть вульгарным.
— А я люблю ваш язык, — продолжал Штраус. — Я учил его по народным песням… Ваша Хасанагиница…[24] Вы — героический народ. Это поняли наконец и мы, немцы, после двух войн…