Современный нигилизм. Хроника

Но достижения когнитивной психологии и нейробиологии не могут с легкостью отправить в архив проблему свободы. Напротив, они переосмысливают сам опыт свободы как вечную проблему человечества. Эту проблему нельзя решить простым допущением, что в нашей природе действовать намеренно, или отрицанием несводимости свободы к естественным процессам. Столкнувшись с вызовами естественных наук, философы попытались объяснить эту загадку (как ясно показал Марио де Каро), теоретизируя различные компромиссные модели или исключая свободу воли из списка узаконенных природных явлений. Она рассматривалась как «совместимая» с биофизическим детерминизмом, то есть с концепцией, которая полагает, что в природе все определяется необходимыми причинами. Или ее рассматривали как «несовместимую» с детерминизмом, а приложимой лишь к индетерминистской концепции, согласно которой в природе мы имеем дело только с вероятными причинами, а не обязательно детерминируемыми. Но в обоих вариантах остается проблема, которая может показаться «наивной» редукционистам, но она все же явно проявляется в нашем повседневном опыте.

Это простая интуиция, которой мы обладаем, будучи существами, способными выбирать, решать и инициировать причинно-следственные процессы. Но чтобы обесценить интуицию как наивный предрассудок здравого смысла, недостаточно сконцентрироваться на другом предубеждении, согласно которому все существующее в мире может быть сведено к физическим законам. Недостаточно принять материализм, чтобы отрицать непреодолимую реальность свободы человеческой воли. Наоборот, чтобы поддерживать целостный материализм, правильно будет сначала объяснить с его помощью того, что вызвано не только физическими, но и интенциональными причинами. Другими словами, необходимо объяснить, как наша способность действовать намеренно и выбирать одну из нескольких предоставленных возможностей создает исключительно биофизический феномен. Потому нельзя решить проблему, просто отрицая ее априори (я уже отмечал это в главе 16, когда говорил о редукционизме и нашем «Я»). Вместо того чтобы устранять эту проблему, ее надо преодолеть, а в случае со свободой мы должны серьезно отнестись к свидетельствам эмпирической интуиции, даже если есть вероятность обмана, а затем понять, действительно ли нас обманывают или это просто подтверждение другой точки зрения, которая демонстрирует те же факторы в действии. Короче говоря, стоит серьезнее отнестись к утверждению Канта о том, что в действительности свобода является «фактом» нашего разума. Но что это за факт?

2. Чтобы понять, насколько эта проблема актуальна в наше нигилистическое время в академических дебатах и за их пределами, необходимо застать ее в том, что составляет самый значительный «метатекст» современной культуры и современного менталитета, а именно в историях, которые рассказывают телесериалы, особенно американские и английские. И дело тут не в эстетике, а в том факте, что в них чаще, чем в других сериалах, встает вопрос свободы воли. Он вспыхивает как одна из критических проблем, возникающих в «развитых» обществах современности и, по-видимому, ближайшего будущего.

Обратимся для начала к «Настоящему детективу», сериалу студии “HBO” и сценариста Фрэнка Пиццолатто, первый сезон которого сразу стал культовым из-за своего явно «философского» сюжета. Мое внимание привлекают не столько предположения или философские источники, прямо или косвенно упоминаемые на экране и в сценарии, а тот факт, что шоураннеры представили в сериале человеческие типы, которые сами являются воплощением своей философии. Я хочу сказать, что два известных детектива, «Раст» Коул и «Марти» Харт (в исполнении Мэтью Макконахи и Вуди Харрельсона) – не просто примеры или дополнения к философским теориям. В них, очевидно, присутствует ссылка на нигилизм, который заявляет об отсутствии последней причины для жизни, связанной с возвращением доктрины о равенстве и вдохновленной как сочинениями Ницше, так и атмосферой тоски и отчаяния философии экзистенциализма, вплоть до того, что обесценивается сам факт рождения людей. Но помимо этого, если копнуть глубже, то окажется, что два главных героя представляют собой довольно знаковый пример того, как поиск самосознания и возможность ощутить мир – и, следовательно, сама философия – перерождаются в неотъемлемую часть опыта. Чем активнее это осознание сжигает негативный опыт, полученный в результате заблуждений, встречи с мировым злом и ужасом бессмысленного насилия, тем ярче вспыхивает необходимость получить новое осознание, со всей настойчивостью и торопливостью небытия, которые его растоптали.