Мамзель Эме встала.
— Разумеется, его надо было бросить. Один он выпутался бы легче, вы не находите?
Нет, я этого не находил.
Телевизоры опустошили улицы. Беглецы молча пробирались среди луж. Димок поднял глаза на окровавленное небо, свалившееся на пригороды.
— Опять проясняется к дождю… Как же нам быть, братец? Силе не ответил. Лицо его стало землистым, глаза метали молнии. Редкие фонари на перекрестках валяли их тени по мокрому асфальту. Вышли на бульвар. Вор остановился.
— Неладно, дя Силе! Беглый в сердцах сплюнул:
— А как ладно? Как, черт возьми?!
— Надо найти другую фатеру.
— Надо! Только и знаешь ходить за мной. А дура все устраивай…
Навстречу шел милиционер. Они по-заячьи шмыгнули за угол.
— Веревочка затягивается, — сказал вор, запыхавшись. — Что ни день, то хреновей. Они не уймутся, пока не засадят нас…
— Это все я виноват! Ты прав. Чувства, видишь ли, разыгрались!
Челнок насупился:
— Как это они нас засекли, а, дя Силе?
— Пошли по родне Бурды, потом по родне его жены, чему тут удивляться?
— Здорово работает майор! — Работает…
— Ну-ка, постой!
Димок остановился у какой-то арки. Он прочел название улицы и вошел под свод.
— Если ведьма дома, дело в шляпе! — Кто?
— Мица Просфирня, которая жила с Большим Зане. Он сейчас по тюрьмам. Женщина одинокая и комнаты сдает на ночь…
— Сводня?
— Со святой девой я не путаюсь.
Они поднялись по заплеванной лестнице. Мица Просфирня, давненько перезревшая гражданка, перекатила свои окорока через порог. Малый сладко улыбнулся:
— Целую ручку, мадам Мица!
— Митря Челнок…
Просфирня лишилась дара речи. Она лишь мигала и беззвучно шевелила губами, потом разразилась бранью. Силе внимал с разинутым ртом. Ему и раньше приходилось слышать ругань из женских уст, но то, что изрыгала сводня, превосходило всякое воображение. Все помои, собранные на мусорных свалках, бешеная злоба, спаренная со словесной грязью, обрушились на вора. Однако старания Просфирки оказались напрасными. Димок спокойно дождался разрядки, затем спросил:
— А в остальном? Все хорошо и прекрасно?
Сводня чуть не грохнулась в обморок. Она побледнела и стала искать, чем бы запустить в Димка. Тут дверь комнаты открылась, и вошел звероподобный мужик. Вор так и прилип к стене, в глазах его был страх. Он промямлил:
— Будь здоров, дя Зане! Я и не знал, что ты вышел…
— Вышел, Димок, — вздохнул мужик. — А ты рад?
— Как же, дядя, слава богу…
Обезумевший от страха Димок озирался, ища спасения. С четвертого этажа в окно не выпрыгнешь, а на лестничной площадке заняла позицию Просфирня. Большой Зане наступал не спеша. В правой руке у него блестел нож.
— Зачем ты меня продал, братец?
— Дя…
— Что я тебе плохого сделал, Димок? Почему ты такая парша?
— Кто? Я?
— Ты думал, Большой Зане так и сгниет там?
Силе оценил положение и понял, что действовать надо немедленно. Он отступил на шаг и выбросил вперед ногу. Получив удар по руке, громила выронил нож. Тем временем Димок что было силы боднул женщину головой в живот. Сводня, икнув, рухнула на колени. Дорога была свободна.
Они кинулись вниз по лестнице, перепрыгивая через четыре ступени. Выбежали во двор. Нож Зане пролетел мимо и выбил искры, ударив о камни. Сверху на головы беглецов вылили какую-то мерзость.
Они умылись в общественной уборной. Профессор побелел от отвращения и злобы. Осрамившийся Димок хорохорился:
— Ничего! Все равно я его пришью…
— У тебя была такая возможность, — заметил Беглый.
— Ладно, ладно… Силе покачал головой:
— Скажи спасибо, что ноги унес. — И посмотрел на него долгим взглядом. — Почему тебя никто не любит, Димок?
— А кому любить? Это люди?! Зане у меня ремеслу научился, теперь катается как сыр в масле, а видал его?
— Что же он так, с бухты барахты, захотел тебя прикончить?
— Оговорили меня…
— А братья Трикэ? Слышал, братец мой сказывал, фото твое заплевали.
— Настанет и их черед, дай срок! Я им покажу, как ножку подставлять!
— А полосатые тоже ножку подставили? Димок взъерши лея:
— Чего тебе надо от меня? Опять на рожон лезешь?
— Какой в тебе дьявол сидит, Митря?
Беглый не спускал с него глаз. На губах у вора дрожала гадкая улыбочка.
На углу у «Десяти яблок» Димок замедлил шаги и показал на обшарпанную халупу в глубине двора.
— Тут мой крестный проживает.
— Нечистый?
— Таке Крик, голубь, гроза замков. Банки грабил в свое время. Два года я у него в учениках ходил, души во мне не чает.
— Ты подумай, прежде чем идти. Вор открыл калитку.
— Не оставит он меня в беде! Подожди маленько.
Димок исчез, поглощенный густой зеленью двора. Беглый закурил, внимательно осматриваясь. Площадь заполнили тени. Смоляные тучи угрожающе надвигались на первую вечернюю звезду. Он услышал шум приподнимаемых жалюзи и повернул голову. В окно были видны обитые вишневым шелком стены, с которых смотрели старинные портреты. На потолке резвились позолоченные лепные ангелочки, большая хрустальная люстра рассеивала спокойный свет.