— Отлично. Это на мелкие расходы. Сохранишь все бумажки, я тебе этот аванс верну.
— Что купить? — На него нападает приступ кашля.
— Неважно со здоровьем?
— Точно.
— Выбрось к чертовой матери этот ремень и, чем душить людей из-за клада, который от них за триста верст, купи себе шарф за пятьдесят леев и закутай горло. Еще на полсотни купи билет до Констанцы. Поезд уходит в пять вечера. Доберешься в восемь с минутами, У вокзала сядешь на троллейбус, сделаешь пересадку на Совеже и доедешь до Мамаи. Оттуда пешочком. Помнишь еще место?
У него дрожит голос:
— Чего я там потерял?
— Тебе драгоценности нужны или нет?
— А если это капкан? Если ты из милиции и целишься меня взять?
— Чего же я тебя прямо сейчас не беру, тепленького?
Это его, кажется, убеждает. Все же он соглашается неохотно:
— Не знаю… не помню… может, я и места-то не найду. К тому же ночью…
— А я тебе помогу.
— Вы тоже там будете?
Я растроган этим переходом к вежливой форме местоимения и смягчаю тон:
— Я вижу, ты все ловишь на лету, вот и умница. Я буду там, то есть у входа в «Пиратский», завтра вечером, в половине десятого.
Он снова колеблется:
— А откуда я знаю, что это все не липа?
— Пойдем контракт подпишем у нотариуса, — рычу я. — Послушай, кореш, это твой единственный шанс. Можешь не верить, если не хочешь, но тогда прости-прощай твои побрякушки. Согласен или нет, одно слово.
Слышу его прерывистое дыхание.
— Согласен.
— Надеюсь, тебя не надо предупреждать, что в твоих же интересах никому ни слова и что ты должен исполнить все в точности, как я сказал, тютелька в тютельку. Что касается побрякушек, мне половина.
— По рукам.
— А вот на это я твоего согласия не просил. Можешь идти. Или есть вопросы?
— Есть…
— Давай. Только один.
— Вы знаете, где драгоценности?
— Знаю, — Где?
— Это уже второй вопрос.
Тебейка не фыркает от смеха — вероятно, потому, что шутка стара. Смеюсь я один, еще бы, в первый раз слышу ее от самого себя.
— Пока, Тебейка, до завтра, встретимся в Мамае. Плавки с собой не бери, вода холодная, а ты простужен. Кто тебя еще поймет, я сам тоже хлипкий.
— А у вас какая болячка?
— Мы это в другой раз обсудим. Иди с богом. И он уходит.
Глава Х. Третий акт
Слева видна фабрика пепси-колы. Наша машина замыкает кортеж. Мы едем ровно, со средней скоростью восемьдесят-девяносто в час. Во главе колонны — наша машина с Марчелом Константином и еще двумя коллегами. За ней Паул Чернеску, тоже с коллегой. Моим, не его. Следом — «дачия» Мирчи Рошу с декором его бороды и усов еще одного из наших. В моей машине две представительницы прекрасного пола, по крайней мере одна из них украшает собой пейзаж: Атена Пашкану и Виорика Ибрахим. В составе, предусмотренном программой, не хватает Марина Тебейки, которого я найду у «Пиратского», и Адрианы. От Адрианы я отказался по двум причинам. Во-первых, ей ни к чему знать некоторые подробности из прошлого своего любимого человека, она и так еле-еле пришла хоть в какое-то равновесие. И потом, я задумал небольшую инсценировку, и меня, как режиссера-дилетанта и актера-любителя, смущал бы профессиональный глаз, да еще такой, как ее.
Атена Пашкану упорно молчит от самого Бухареста, давая понять, что везут ее чуть ли не насильно. Остальные приняли мое приглашение с энтузиазмом, а восторг Виорики умерило только то, что я пригласил ее через Марчела Константина. Однако теперь даже она не проявляет особой словоохотливости. Ее сковывают присутствие Атены Пашкану и моя массивная спина, закрывающая весь вид на дорогу, — вроде той, что мешала Мирче Рошу спокойно вкушать наслаждение от концерта «Песни-танцы для Констанцы».
Сворачиваем и выходим на прямую к Мамае. Уже порядком стемнело, и моросит дождь. Как бы то ни было, я не отложу мероприятия. В жизни, как в футболе, встречи крупного масштаба играются и в дождь. Не потоп же, в самом деле.
Начинаем. Прошу шофера зажечь свет в машине и принимаюсь шарить по карманам. Замечаю вслух, что не захватил с собой никаких пилюль от головы. Атена Пашкану тут же вынимает из сумочки целлофановый мешочек, а на своем правом плече я чувствую руку Виорики, от нее исходят токи сочувствия.
— Неважно себя чувствуете, товарищ майор? Голова? — спрашивает шофер, дядя Фане.
— Черт его знает, и голова раскалывается, и как-то все плывет перед глазами, — отвечаю я, пряча лицо в ладонях.
— У вас жар? — Видно, что Виорике с трудом дается местоимение второго лица множественного числа.
— Не думаю. Ничего, сейчас пройдет…
Тем временем по правому борту машины мелькают троллейбусные остановки, названия которых пару лет назад я от нечего делать заучил наизусть, как стишок: Парк-Перла-Сирена-Флора, Казино-Томис-Модерн… Кажется, комплект неполный, но сейчас из окна машины все равно ничего не разглядишь: темень, дождь, курорт пуст и скорость у нас — уже больше ста. Однако на Модерне наш кортеж останавливается.