— Ну хорошо, шеф, постараюсь поставить себя на твое место, в конце концов, мне это ничего не стоит, я вижу, что ядреный воздух с плоскогорья плохо на тебя действует, я это понял, когда ты ел — больше перепортил, будто в столице тебя на каждом шагу ждет телятина. Итак, — Панаитеску зарделся от удовольствия, — я заговорил с людьми, как у себя в Колентине с соседями — раз строят новые здания, а нас — на слом, должен же я знать, с кем буду вечером играть у ворот в подкидного… И вот через несколько минут, убедившись, что у меня почти идеальный трансильванский акцент, они сразу прониклись ко мне доверием. Я со всей ответственностью могу заявить, что существует большая разница между здешними крестьянами и теми, которые живут на юге, — большая разница, хотя наша любимая страна не такая уж огромная. Те — болтливы, эти — молчаливы, но в конце концов, как я уже сказал, они ко мне прониклись… И что ты думаешь, спрашиваю я про Анну Драгу — слыхал, дескать, что она здорово выступала на собраниях, то есть закидываю удочку, и мой Маортей — клюет. Да, — кивает он, — говорила она очень красиво и вообще была грамо-тейка, на одном собрании так замечательно выступила, что никто ничего не понял, и даже товарищ из центра, образованный человек, попросил ее говорить попроще… Так вот, шеф, я, старшина Панаитеску, и спрашиваю тебя, я, который тридцать лет работает помощником самого крупного в стране криминалиста, я спрашиваю тебя: почему, если девушка говорила так красиво, ее выступления не отмечены в протоколах? И почему страницы протоколов пронумерованы так, будто все бумаги на мосте? Это — раз. Второе, — тут Панаитеску прищелкнул пальцами, — почему, когда я вышел из правления, Маортей пошел за мной и старался окольными путями внушить мне, что он ляпнул не подумав и что Анны Драги вовсе и не было на том собрании, о котором он вспоминал, — она тогда-де в поле занималась удобрениями? Я тебя спрашиваю, шеф, кто заставил Маортея взять свои слова обратно, пока я просматривал дела в правлении? Я спросил тогда и других сельчан, чтобы проверить показания Маортея, и ты не поверишь, Дед, они не то чтоб пожимали плечами, а вели себя так, будто я спросил у них про ту страну, про которую ты говорил — я никак не запомню! — там еще побывал Магеллан на последнем своем корабле.
— Патагония, дорогой мой коллега…
— Точно, шеф, она самая! Второй такой страны на свете нету! Так вот, я ставлю вопрос ребром: кто здесь воду мутил? Я всеми печенками чувствую, что имеется некто всерьез заинтересованный тем, чтобы мы не добрались до правды. А само присутствие подобного субъекта позволяет сделать окончательный вывод…
— Нет, дорогой мой Панаитеску, с окончательным выводом надо еще погодить, хотя, признаюсь, твои сведения весьма и весьма заинтриговали меня.
— Вот видишь! Но это еще цветочки. Иду я оттуда и думаю себе: ладно, я скажу председателю пару ласковых слов, даром что он потчевал нас званым обедом, как на великие праздники! Между прочим, он еще в нашу честь ужин дает, это тоже неспроста. Однако, как только Урдэряну попадается мне на глаза, я и рта не успеваю открыть. Он опередил меня, говорит… как ты думаешь, что он говорит? Не теряйте, мол, терпения, таковы здешние люди.
И не удивляйтесь, если кто скажет одно, а потом совсем другое, прямо шиворот-навыворот… Бесподобно! Ну да ладно. Из правления я пошел дворами и околицей, чтобы не мозолить лишний раз всем глаза по главной улице и, наконец, просто погулять, подышать свежим воздухом… Шеф, надеюсь, я еще не совсем спятил, но у меня было такое ощущение, что за мною следят. Куда, значит, иду и зачем…
— Интересно…
— Нет, не просто интересно, а очень интересно! Следящий за мною явно не был силен по части конспирации. Я его, так сказать, засек сразу: это была женщина.
— Женщина?! — удивился Дед и погасил сигарету в пепельнице, сделанной из срезанной над донышком гильзы снаряда.
— Отсюда я заключаю… да, заключаю с самого начала… зря ты говоришь, что выводы делаются в конце, их можно так же хорошо определить и вначале. Так вот, чутье мне подсказывает, перед нами не просто несчастный случай! Ладно… Прихожу домой, тебя нет, и вдруг вспоминаю, что я должен был зайти к старшине, поинтересоваться тем парнем — Прикопе, женихом девушки. Оказывается, и тут — бомба; парень наведывался сюда, был в увольнительной двое суток, как раз перед смертью Анны Драги! И еще я узнал, что он на днях демобилизуется, а я не думаю, что мы до того времени закончим это дело, потому говорю, давай-ка подождем его здесь. Устроим ему этот сюрприз.
— Дорогой Панаитеску, должен признать, что ты, как в молодости, прогрессируешь самым похвальным образом. Я даже и представить себе не мог, что за такой короткий срок тебе удастся узнать столь важные вещи. Но, дорогой мой, одно из наших правпл — не суетиться и, главное, не спешить выбирать след, пока нет уверенности, что он правильный. Итак, запомни: факты и только факты. Если Прикопе, жених девушки, был в увольнительной накануне ее смерти, мы, конечно, узнаем от него кое-что.