В дверях показался старший лейтенант Буриан. Приподнявшись да носках, он оглядел зал и, ловко маневрируя между танцующими, подошел к Гудуличу.
— Добрый вечер, председатель.
— Вам того же.
Буриан вежливо поздоровался за руку и с тетушкой Дитер. Та даже привстала.
— Есть новости? — спросил Гудулич.
Буриан, разглядывая танцующие пары, с сожалением оттопырил губы — никаких.
Затем, словно вспомнив что-то, выудил двумя пальцами из наружного кармана кителя листок бумаги и протянул его Гудуличу.
Гудулич вернул листок лейтенанту.
— Почерк ваш, лейтенант. Буриан кивнул.
— Точная копия. Оригинал, вероятно, затерялся. Гудулич глотнул слюну.
— Впрочем, то, о чем пишет Бёжи, соответствует действительности,— заметил он.
— Согласен, но все это выглядит несколько странно. Мог бы я, к примеру, показать это письмецо Карою Халмади?
— Ни в коем случае! Он крайне ревнив. Не так ли, тетушка Дитер?
— Карой Халмади чуть ли не с детских лет ревновал к Гудуличу. Девушке, за которой ухаживал Карой, он разрешал общаться с кем угодно, только не с Гезой.
— Неужто вы были таким донжуаном, Геза? Гудулич выпятил грудь:
— Что значит «был»? Вы не могли бы без оскорблений?
Буриан махнул рукой, одним жестом решив пресечь, пустую болтовню. Оттянув Гезу на два сиденья в сторону, он тихо спросил:
— Говори, где ты провел прошлую ночь? Бёжи все равно признается. Разве она выдержит такую пытку ревностью?
Последнюю фразу Буриан произнес как шутку, но выстрел оказался холостым.
— Ты хотел бы услышать, что я провел эту ночь у Анны Тёре?
Буриан с сомнением покачал головой.
— Нож мы тоже нашли,— сказал он.
— В самом деле? Наверное, в каком-нибудь колодце? Буриан молча наблюдал за изумленным выражением лица председателя.
— Точно. А лезвие у него такое длинное и острое, что им можно проткнуть дуб.
— Возможно,— согласился Геза.— Только мне ни чего не известно ни про дуб, ни про бук.
— Зря хорохоришься, Бёжике все равно даст нужные показания!
Но Гудулича не так-то легко было выбить из седла.
— Ты же знаешь, что у нас с Бёжи ничего нет.
— Знаю.
— Недостает еще, чтобы ты столкнул лбами нас с Кароем Халмади. Ведь он не вступает в кооператив только из-за того, что… Одним словом, из-за меня. Удивляюсь, как он разрешил это сделать своей жене. В общем, кроме вреда, вся эта ерунда ничего не принесет.
— Ну а Анна?
— Ее нужно оставить в покое, хотя бы ради спокойствия моей собственной Юлишки. От одного имени Тёре кровяное давление у нее лезет вверх.
— С кем же спала Анна Тёре минувшую ночь?
— На этот вопрос я не ответил бы тебе, даже будучи ее духовником. На эту тему мужчины не исповедуются, не хвастаются и не жалуются.
— Я понимаю.
26
—
Вместе с сержантом, который весь день простоял на посту, охраняя место преступления, Буриан обошел одну за другой все скобяные лавочки на площади в поисках точной или хотя бы приблизительной копии ножа, которым был убит Шайго. В конце концов им повезло — у одного из лавочников они нашли нечто похожее. Покупку аккуратно завернули в бумагу.
— Нарушаю правила ведения следствия,— проворчал Буриан, когда сержант, отдав честь, удалился.
Не торопясь, словно на прогулке, он направился к дому Анны Тёре. В доме уже горел свет, но только на кухне. Заглянуть в окно мешала плотная штора.
Миновав убогий двор, он постучал в дверь кухни.
— Откройте, Анна!
— Кто там?— ответил голос старой Тёре. Вдова открыла дверь и узнала Буриана.
— Войдите, пожалуйста. Мы как раз ужинаем. Действительно у стола сидели дети.
— А где Анна?
— Она очень устала и уже легла.
— Мне необходимо с ней поговорить.
Тёре прошла в комнату. Вскоре там зажглась лампа.
— Пожалуйста, войдите.
Анна, одетая, стояла возле стены, на которую почти не падал свет. На ее плечи был накинут шерстяной платок.
— Вам холодно?
Анна кивнула. Слышно было, как у нее стучат зубы.
Буриан постоял в ожидании, что его пригласят сесть, но приглашения не последовало, и он сел сам, выбрав один из стульев.
— Когда «темнеет, мы не впускаем к себе мужчин.
— Знаю.
— Но вы офицер, страж порядка. Зачем вы пришли? — спросила Анна.
— Вы не сказали мне всей правды, Анна.
— Я… я не сказала?
— Да. Я виделся с почтальоном. За последние полтора месяца вы не получили ни одного письма.
Помолчав, Буриан продолжал уже другим тоном.