Пространство было таким большим, таким широким, что не удавалось увидеть все сразу. Марси знала об этом только из-за того, что ощущала края через магию Призрака. Чем дольше она думала об этом, тем больше понимала, почему Амелия, Рейвен и даже Алгонквин порой звали Смертных Духов «богами». Другого слова просто не было для чего-то настолько большого.
— Потому что я был близко к краю, когда ты меня нашла, — сказал он бесстрастно. — Капля помогает сильно, когда ты близко к краю.
— Я рад, что тебе нравится, — тихо сказал он. — Мне нет.
Ветер стал холоднее.
— Оно слишком большое. Большое, холодное и…
— Мертвые всегда одиноки, — сказал он. — Одиноки в смерти и одиноки тут. Из общества у них только момент, когда я спасаю их из их рушащихся могил, а потом они боятся моего лица, — ветер, держащий ее, задрожал. — Все боятся меня. И этого места. Все, кроме тебя.
— Знаю, — сказал он, ветер сжал ее сильнее. — Иначе почему я так старался тебя спасти? Я знаю, что твоя работа важна, но у меня есть только ты. Если бы я не был быстр, Мирон порвал бы тебя.
— Не совсем так. Мирон и его крыса подавили нас.
Ветер вздохнул.
— Я знаю, что выбрал тебя из-за решимости, но, думаю, ты перегнула. Мирон тебе сильно навредил. Я едва поймал твою душу до того, как он изорвал ее, и твоя магия еще целая, потому что я ее сдерживаю, оставляя тебя в месте, где у меня полный контроль. Если ты снова пойдешь в хаос Моря Магии, даже с моим защитным ветром, ты будешь очень уязвима. Призрак.
— Да, — мрачно сказал он. — Без Смертных Духов никто тебя не спасет.
— Да, — смиренно сказал он. — Хорошо, что мы делаем?
Ветер замер.
— Я знаю, где она, — признал Пустой Ветер. — И ты права, она близко, но…
— Она не как я, — сказал он, наконец. — Не как я сейчас, по крайней мере. — Помнишь, каким я был сначала? Каким растерянным и злым я был, как хотел тобой управлять?