Совы охотятся ночью

Пещера Зевса

В вечер долгожданного возвращения в «Полидорус» мы с Андреасом устроили вечеринку для всех наших друзей: отчасти чтобы отпраздновать приезд, отчасти чтобы оставить эту историю позади. Панос при помощи своей восьмидесятишестилетней матушки приготовил нечто, напоминающее целикового барана. Мы распили ящик аргиросского вина с острова Санторини. Вангелис играл на гитаре и на бузуки, и мы танцевали под чернильно-черным небом с тончайшим серпиком луны. Пара гостей спустилась, чтобы пожаловаться, но в итоге присоединилась к нам. Чудесная была ночь.

Я потихоньку вернулась к повседневной жизни в Айос-Николаосе, и две вещи помогли мне в этом.

Прежде всего, моя сестра Кэти приехала на неделю, в первый раз посетив отель. Ей нужно было встряхнуться от неприятностей. Кэти начала бракоразводный процесс, а Гордон тем временем только что переехал со своей молодой возлюбленной в ужасную квартиру-студию в Лондоне. О нем мы почти не говорили. И о событиях в «Бранлоу-Холле» тоже. Мы прогуливались, осматривали главные туристические достопримечательности и наслаждались обществом друг друга. Увидев, что Кэти безнадежно влюбилась в Крит, я вспомнила, какой безмозглой была сама, когда решила все бросить.

А во-вторых — это произошло как гром среди ясного неба, — мне предложили работу помощника редактора в издательстве «Пенгуин Рэндом хаус». К Майклу Били, который обещал при случае замолвить за меня словечко, а на самом деле даже и пальцем не пошевелил, это не имело никакого отношения. Как выяснилось, Крейг Эндрюс во время ланча в честь выхода своего романа «Время умирать», четвертой книги из серии про Кристофера Шоу, упомянул в разговоре с кем-то, что виделся со мной. Должно быть, я обмолвилась ему, что ищу работу, потому как вскоре мне пришло электронное письмо из «Пенгуин Рэндом хаус», и меня приняли в это издательство — правда, на основе фриланса, — но прислали рукопись в четыреста страниц в качестве первого заказа.

В то же время выписанный Лоуренсом чек позволил разобраться с большей частью долгов «Полидоруса». Также, к нашему удивлению, вторая половина туристического сезона сложилась удачно, и гостиница была полна под завязку. Учитывая, что теперь у меня появился дополнительный источник дохода, мы смогли нанять помощника. Поэтому, хотя утром мне по-прежнему приходилось буквально с ног сбиваться, приглядывая за гостями и персоналом (трудно сказать, какая из этих категорий более проблемная), однако к обеду я могла позволить себе усесться на террасе и насладиться работой, которую выполняла всю свою жизнь.

И все равно, я никак не могла выкинуть из головы страшные события, с которыми столкнулась: все размышляла об убийстве Фрэнка Пэрриса и о том, что случилось уже потом, когда Алан Конвей писал книгу. Уезжая из Лондона, я захватила с собой не только сделанные во время расследования заметки, но и рукописи, оставшиеся со времен «Клоуверлиф букс». Еще я совершила вылазку в книжный магазин и прикупила полный комплект романов про Аттикуса Пюнда, хотя это и пробило брешь в моем кошельке. И потом все лето поглощала их, уверенная, что упустила нечто важное. Я слишком хорошо знала Алана. Он буквально размахивал чем-то прямо у меня перед глазами, а я никак не могла сообразить, в чем дело.

Я поняла, почему он не стал разоблачать убийцу, почему намеренно скрыл правду. Тут Эйден оказался прав. Конвей оседлал первую волну успеха, имея в активе два бестселлера и третий на подходе. Его имя приобретало известность во всем мире.

В ту пору он еще не объявил себя геем. Разумеется, это не имело значения. Когда Конвей наконец сообщил, что разводится с Мелиссой и сходится с Джеймсом, никто даже бровью не повел. Вот один из ярких индикаторов того, как переменился мир: никто сегодня не боится открыто выражать свою сексуальную ориентацию, за исключением, наверное, фанатичных проповедников и крупных голливудских актеров. С другой стороны, Алан наверняка переживал насчет историй, которые мог поведать «Лео». Признать себя голубым — это одно, а вот вещи, которые он проделывал с мальчиками по вызову, общественность могла принять далеко не так благосклонно. Алан чувствовал потенциальную угрозу и предпочитал не афишировать подобные детали.

Выдача Эйдена полиции поставила бы под угрозу его карьеру. По крайней мере, сам он думал именно так. И должна согласиться, что с точки зрения пиара это могло отразиться на продажах не лучшим образом. В конечном счете Аттикус Пюнд — образец нравственности. В книгах этой серии почти совсем не было секса. В них никто даже не ругался.

Но наверняка Конвей, желая поразвлечься, не ограничился одним лишь только посвящением. Алан был не из тех людей, кто молча сидит и хранит тайну. Он непременно раскидал бы по тексту намеки посредством своих особых ключей, сюжетных поворотов, всевозможных шуточек. Я раз десять перечитала роман «Аттикус Пюнд берется за дело», а некоторые отрывки из него запомнила чуть ли не наизусть. Я испещрила страницы карандашными пометками. Я сидела за книгой, обгорая под солнцем.