Они зашуршали и встали, солдат Люмена постучал по плечу Кольма. Без слов он встал, и я поняла, что его вернут в далекую и холодную маленькую камеру.
Мона кашлянула.
— Офицер, отведите его в его комнату и оставьте стража. Мы пока повременим с арестом. Никаких посетителей.
Солдат кивнул.
— Да, моя королева.
Кольм ничего не сказал ей или мне, пошел за советниками за дверь.
Я задержалась на пару секунд, Мона развернула пергамент и придвинула чернила. Пока дверь не закрылась, я отодвинула стул. Она и остальные посмотрели на меня, но я развернулась раньше, чем они заговорили. Я поймала почти закрывшуюся дверь и поспешила в коридор.
— Кольм, — сказала я.
Он и солдат обернулись у плотного окна. Морщины вернулись на его лицо, я подошла ближе. Его волосы озарял свет солнца, они были такими же, как на его свадебном портрете. Как сейчас могло светить солнце? Как небо могло снова быть ясным и ярким?
— Джемма, — мрачно сказал он. — Джемма, я не могу даже описать, как мне жаль…
Я вытащила из кармана колечко. Он опустил взгляд на мягко мерцающий розовый жемчуг.
— Я не успела оставить его у статуи, — сказала я с комом в горле. — А теперь статуя разрушена. Разбилась от взрыва…
Он на миг накрыл мою ладонь своей, нежно сжал и забрал кольцо.
— Все хорошо. Правда, Джемма, не стоило тебя этим утруждать.
— Она была очень красивой, — сказала я. — И она выглядела с тобой счастливой.
Он не спросил, где я ее увидела, не улыбнулся. Ему стало еще больнее, если это было возможно. Он импульсивно сжал мою руку.
— Ты знаешь об этом счастье? — сказал он сдавленно. — Оно не пропадает. Это всегда помнится.
Время замерло в тот миг. Он смотрел мне в глаза, отчаянно желая поделиться этим мнением.
Не жалостью.
Сопереживанием. Он сам с этим столкнулся.
Солдат подтолкнул его локоть, и Кольм вдохнул, отклонился и отпустил мою руку. После паузы он повернулся и спрятал кольцо в карман.
— Прости, Кольм, — сказала я. — Я попробую…
Он покачал головой.
— Не переживай за меня, Джемма. Прошу, не переживай.
Он пошел за солдатом по коридору, его волосы сияли у каждого окна.
Я глубоко и судорожно вдохнула.
— Мне нужно о ком-то переживать, — сказала я ему вслед, но он ушел.
Глава 19
Я не вернулась в комнату совета. Я бродила. Свет потемнел в окнах, напоминая, что день смерти Селено все еще не закончился. Как ребенок, как девочка с кучей страхов, я боялась ночи. Ночь была сложнее всего, она нависала надо мной в комнатке служителя в детстве, я прижималась к подушке, чтобы не плакать громко. Я помнила тревогу и страх в наших комнатах. Я помнила, как ночь пробиралась в окна Сиприяна, напоминая, что время ускользает.
Ночь была временем воспоминаний и призраков.
Я пошла в библиотеку, но не сидела и не читала. Я бродила среди рядов. Я бродила по темным коридорам, водила пальцами по перламутровым плиткам. Я прошла в пустой музыкальный зал, от купола потолка отражалась тишина. Я прошла в зал с портретами, не смотрела в глаза поколениям монархии, а они следили за мной. Я поднялась по винтовой лестнице к башням, мысли преследовали меня.
Последние краски заката угасали за окнами башни. Я подошла к стеклу, замерла и чуть не отпрянула к лестнице — в окне было лицо, и это была Шаула. Я сжала перила, тело дрожало, а потом мысли прояснились. Лицо в окне было моим, отраженным из-за тусклого света лампы. Толстое стекло искажало его, делая мрачным. Или я так сейчас выглядела, может, горе сделало со мной снаружи то же, что и внутри. Я коснулась своего лица, в отражении Шаула задела свою щеку.
Я содрогнулась, затушила лампу. Комната башни погрузилась во тьму. Лицо Шаулы пропало. Но она не ушла, она словно была за мной, стояла в тенях и хотела рассказать о моих ошибках.
Королева Мона казнит ее. Она осудит ее за то, в чем обвиняла Селено, повесит без колебаний. Я закрыла лицо руками. А если это была самая худшая ошибка? Какое право я имела отправлять ее на смерть из-за моих действий? Она взяла меня. Не дала умереть в шкафу.
Она убила четверых, навредила многим другим.
Она убила короля.
Она
Я хрипло вдохнула.
Или… это была я?
Я медленно опустила руки. Небо снаружи было в звездах, их чуть искажало толстое стекло. Дрожа, я шагнула вперед и посмотрела на озеро в сумерках.
Я использовала бы много черного, чтобы изобразить эту сцену. Я редко рисовала черным — редкое в природе было черным, чаще серым или коричневым, а то и темным оттенком другого цвета. Но солнце было за горизонтом, и силуэты островов были черными, не было ни точки цвета, ничего не выделялось.
Взгляд упал на поверхность озера, отражающее сумерки. Я бы назвала его синим. С оттенками, может, с вкраплениями лилового. Но я разглядывала стеклянную поверхность и поняла, что зрение все упрощало. Там были водные оттенки — ленты индиго и сливового таяли среди слоев серебристо-голубого и фиолетового. Зеленый мерцал среди них, рябь переходящих цветов появлялась и пропадала на поверхности.