Идея сменить место разговора казалась своевременной. Лаккомо тоже не хотел продолжать дискуссию на виду у других. Не то чтобы его это как-то смущало, но он старался все-таки поддерживать их с братом авторитет перед народом. Личные терки должны оставаться только между ними.
Так что Алиетт-Лэ последовал за Эйнаором без заминки. Проветрить голову не мешало. Лаккомо не сомневался, что за время их отсутствия полиморфа спокойно соберут и отсоединят от всех приборов. А за оставшиеся часы с ним ничего не случится. Ведь не случилось же, пока он был на войне! Да и потом, пока попросту сидел в трюме. Не загнется и за ближайшие сутки, если не лезть больше в воспоминания и не насиловать, вынуждая открыть капсулу.
И чего он так взбесился из-за этого полиморфа, Лаккомо сам не понимал. Опять же вся эта картина растянутого на проводах существа вымораживала и пробирала до самого подсознания. Дергала за нервы и колупала хуже примитивного кошмара. Так обычно отдаются в голове только личные фобии, но Лаккомо не имел представления откуда у него могли взяться подобные страхи. Детские кошмары? Нет. Вероятное прошлое? Да кто ж его знает… Образы будущего? Не припоминается такого.
Лаккомо шел по новому коридору позади брата, глубоко утонув в своих мыслях. Негодование не отпускало. Очередное прокручивание кадра с машиной кунало командира в новую злобу на происходящее. Факты складывались в цельную фразу, которая, оказывается, звучала очень неприглядно. Беспомощный сломленный калека на пыточном допросе… Тут каждое слово хотелось выставить в обвинение Эйнаору!
И почему он сам этого не понимал? Или возможно, Алиетт-Лэ просто не заморачивался аморальностью процесса? Или смотрел на ситуацию он просто иначе. Лаккомо прекрасно понимал, что сам он не идеален. Благо он помнил, как легко может забыть про «мораль», «честь» и «человечность», если Цель становится превыше всего. Помнил, как сам проводил допросы. Помнил, как его учили эффективным пыткам на занятиях менталистики… Но Учитель использовал только виновных. И тщательно предупреждал о последствиях для самого Лаккомо. Злоупотреблять крайними мерами он не рекомендовал.
Вот только где лежит граница крайних мер у каждого из братьев? Лаккомо мимоходом глянул в спину Эйнаору и задумался. Может, он сам пока не осознал толком серьезность их государственной проблемы с военными машинами и Цинтеррой? Отчего допрос одного искалеченного полиморфа ему пока кажется недопустимым. Может, брат знает куда больше? И он давно готов пойти на крайние меры…
Но стоило Лаккомо зайти за Эйнаором в зал за запароленными дверьми, как он мигом растерял свои начавшиеся размышления и недоуменно уставился на содержимое.
Хаотичное нагромождение деталей слепило глаза множеством отблесков полированных и белых панелей. Казалось, что свет лился отовсюду. Горели лампы на потолке, отдельные прожекторы освещали рабочие зоны, а миниатюрные кристаллы добавляли яркости среди аппаратуры. Стены помещения терялись за сложными металлическими конструкциями строительных лесов и укрепленных стеллажей. Подъемные краны находились здесь же, неподалеку, свисая с механизмов мощными захватами. Казалось, что весь объем помещения работники задействовали по максимуму. Даже проходная центральная часть зала была занята широкими сборочными столами с высокоточными станками и массивными приборами.
Но все это смешивалось в беспорядок лишь поначалу. А при детальном рассмотрении Лаккомо смог выхватить взглядом знакомые детали повсюду. На столах на стадии сборки, за ширмами среди строительных лесов, даже на стеллажах, закрытых защитной пленкой. И все это выглядело временно остановленным, прерванным на стадии кропотливой работы. А люди… нет, не ушли на перерыв, а переведены на другое срочное задание, которое сегодня ночью выдал им Эйнаор.
Что же касается их основного труда — он никуда не пропадет и будет ждать своего продолжения здесь, за бронированными дверьми зала, меж строительных лесов. Очередная металлическая туша, очередные конечности и много свежих дублирующих запасных частей в стеллажах.
— Ты идиот!
Вылетело у Лаккомо раньше, чем тот успел придержать язык за зубами.
Эйнаор медленно и озадаченно повернулся.
— Позволь мне объяснить, — начал Лоатт-Лэ.
— Объяснить что? Это? Я не слепой.
Лаккомо нервно махнул рукой, обведя зал. То, что перед ним находился цех по сборке военных полиморфов, не вызывало сомнения. Перепутать формы, оборудование и сложные сенсорные системы в отчетливых "головах" было невозможно. Ровно как невозможно было обмануться на манипуляторах со встроенными дальнобойными орудиями и кассетами под ракеты.
— Ты не хочешь меня выслушать, — тихо, даже устало заявил Эйнаор, потирая переносицу кончиками пальцев.
— А ты не понимаешь, что натворил? — разгораясь новым приступом негодования ответил Лаккомо.
— Нет.