Ей не хотелось делать вид, что у нее все в порядке, но выпить она была не против. Повзрослев и выйдя замуж, Хейзел поняла, что даже если ты совсем не можешь притворяться, можно просто сидеть и не отсвечивать. Ни с того ни с сего Хейзел вспомнила о водителе, который обычно возил ее от Центра до дома и обратно. Он ей нравился; у него была семья. Байрон мог причинить боль всем этим людям. Она тут же отругала себя за эту мысль. Поскольку он получал все ее мысли, любые ее опасения могли стать инструкцией к действию.
Скоро она ему позвонит.
14
Папа каждый день говорил ей, что ему, возможно, осталось жить всего несколько недель, но Хейзел учитывала, что он всегда ждал самого худшего, а в итоге выходило не так плохо. Когда она была ребенком, перед каждым летним отпуском, в который они отправлялись на семейном седане, Хейзел с мамой собирали вещи, а папа произносил длинную речь о том, что следующая неделя будет худшей тратой времени и денег, которую только можно представить: каждый мотель, где они остановятся, окажется крысиной норой с нерабочей сантехникой; в простынях будут кишеть паразиты; все туристические точки будут битком набиты людьми, цены завышены, а на улице будет слишком жарко. «Я весь день проведу на ногах, у меня вылезет сыпь в паху, а потом мы вернемся в мотель, и какая-нибудь клопиха с тяжелым животом будет ползать по моему бедру, пока я сплю, и откладывать яйца в открытые раны». Но каникулы и мотели ни разу не оказались такими ужасными. «Боже! – восклицал он, когда они были уже на пути домой. – Нам и правда повезло. Мы прямо счастливый билет вытянули».
Однако на этот раз ее отец, возможно, недооценил ситуацию. Температура не спадала; ни от чего не становилось легче. Хейзел продолжала уговаривать его поехать с ней в медицинский центр, но у него все еще хватало сил показушно плевать на пол и отказываться.
– Я никуда не поеду, – упрямился он. – Но и тебя здесь никто не держит.
Хейзел хотела бы, чтобы это было неправдой, но в какой-то момент стало ясно, что его угасание не родит между ними эмоциональной близости. Он попросил ее уложить Диану и Рокси на кровать рядом с ним. Она предполагала, что скоро его обмороки станут глубже и будут длиться дольше, и тогда она позвонит Байрону и скажет, что можно их забирать.
Она хотела бы сказать кое-что своему отцу, пока вокруг нет медицинского персонала, в том числе и неприятные вещи, но сейчас было неподходящее время, чтобы ругаться. Он спрятался в своей пещере, и Хейзел знала, что он предпочел бы остаться там один. Он хотел подойти к концу своего срока, не выставляя свою немощность и смущение на обозрение широкой аудитории. По крайней мере той, что состоит из живых людей.
Не обремененные физическими потребностями, Ди и Рокси могли дежурить круглые сутки. Возможно, реалистичные манекены могли бы быть хорошим решением для паллиативной медицины. Их можно было бы проектировать специально – например, полные груди Дианы можно наполнить морфием. Тело Рокси могло бы открываться по команде и превращаться в кушетку.
Саму Хейзел удручало или даже, возможно, разочаровывало, что, хотя ее отец был смертельно болен, в целом она все еще не ценила его так, как должна была бы. Она пробовала смотреть телевизор на кровати вместе с ними, она надевала куклам маски для глаз, чтобы выглядело, будто они спят, умиротворенные и неподвижные. Но вместо того, чтобы умереть, ее отец как будто тоже превращался в куклу.
Но вот запах. У смерти и правда был запах. Хейзел оставляла окно спальни открытым, хотя чувствовала себя при этом более уязвимой. Логики в этом не было; оконное стекло не имело никакого значения для Байрона. К тому же он уже обосновался в ее сознании. Но ему было куда легче добраться до нее, когда комнату от улицы отделяла одна только занавеска. Она выглядывала из окна по меньшей мере раз десять на дню, опасаясь, что он каким-то образом незаметно для нее перевез весь ее дом на склад Центра. Она вздыхала с облечением каждый раз, когда, выглянув во двор, видела пальмы, а не бетонные стены бункера.