Сожги венец безбрачия

– Спасибо вам большое! Вы такой, такой… – со слезами на глазах женщина обняла его за плечи и чмокнула в щеку.

– Ну что вы! – притворно смутился Матвей. – Я же врач. Жертвовать собой моя профессия и призвание с детства.

Стюардессы проводили женщину на ее место, напоследок просверлив Матвея испепеляющими взглядами.

– И снова здравствуйте, – Матвей сел в кресло между мной и Никитой.

– Кажется, ты, док уже слетал кое-куда и приземлился прямо на башку, – процедил Никита сквозь зубы.

– Не нужно всех мерить по себе, – любезным тоном отозвался Матвей. – В отличие от тебя травм головы у меня не было. Зато было время на саморазвитие. Вообще должен заметить, что голова у всех хорошо работает, если в нее не просто есть или по ней регулярно не получать.

Вот наглец! Но умный наглец. И очень красивый. Разогрелся не то от бега, не то от спора. Глаза горят, волосы растрепались. Довольная улыбка скользит по губам. Мне бы возмутиться его поведением. Но не получалось почему-то. Эта его безбашенная наглость меня просто сводила с ума.

Глава 11. Но пасаран!

В Москве уже пахло осенью. А в Гаване был разгар лета. В аэропорту нас ждала машина от отеля. Назвать ее «такси» язык просто не повернулся. Возле ярко-розового американского ретромобиля нас ждал смуглый коренастый мужчина с табличкой в руках, на которой были написаны наши с Никитой имена. Мужчина был одет в черные джинсы, гавайскую рубашку и лихо сдвинутую на затылок белую ковбойскую шляпу. Я словно попала в старое кино.

– С ума сойти можно! – обычно сдержанный Матвей восхищенно присвистнул. –«Шевроле Импала» 1957 года с фарами в форме кошачьих глазок и багажником «хвост русалки».

– Видел, да? Видел? Чтоб я сдох! Как в американских киношках, – поддержал его Никита. – Я должен это сфоткать, – он забегал вокруг машины с телефоном в руках.

Мужчина в ковбойской шляпе гордо улыбнулся, наблюдая за детским восторгом Матвея и Никиты.

– Меня зовут Альберто. Я ваш водитель и гид. И, кстати, учился в России. Вернее, еще в СССР, – на довольно приличном русском, хоть и с сильным акцентом, сказал мужчина, учтиво поклонился и приподнял шляпу. – Извините, в отеле мне сказали, что пассажиров будет двое.

– Один прибился по дороге, – объяснил Никита. – Мы же добрые. Видим: пацан один, плачет, к мамке просится, ну и подобрали.

– Не уверен, что в отеле есть свободные места, – юмора Альберто не поддержал. – У нас очень востребованное заведение.

– Ничего, я справлюсь. Спасибо! – Матвей закинул дорожную сумку в машину, открыл дверь, помог мне сесть на заднее сиденье и устроился рядом со мной.

Никите ничего не оставалось как сесть рядом с водителем.

Альберто нажал на кнопку возле руля, и крыша автомобиля отъехала назад.

– Спецкомплектация? – поинтересовался Матвей. – Разве эти машины бывают с откидными крышами?

– Не бывают в Америке, – улыбнулся Альберто. – У нас на Кубе возможно всё.

Несмотря на жару, в открытом автомобиле было лучше видно город. А посмотреть определенно было на что. Очаровательное безумие – так можно охарактеризовать Гавану одним словом.

Города и страны всегда похожи на своих жителей. У чопорных немцев всё под линеечку, аккуратно и скучно. Во Франции даже у мусорных баков есть аристократические титулы, а здания, пусть и самые невзрачные, наводят на мысли о любви. У кубинцев ни одно действие не подчинено логике. И завтрашнего дня для них не существует. Только сегодня. Песни, танцы, радость и социализм.

Мир – хижинам, война – дворцам! Этот лозунг французской революции воплотили в жизнь на Кубе. С любовью отреставрированные колониальные дворцы соседствовали здесь с обветшалыми латиноамериканскими и африканскими лачугами. Дороги представляли собой пестрый поток из «Кадиллаков», «Корветтов», «Шевроле» и «Бьюиков» 50-х, 60-х, 70-х годов всех мыслимых и немыслимых цветов. А также советских «Копеек» и «Москвичей» разной степени свежести. Канареечно-желтые, лазурно-синие, дерзко-алые – у нас просто глаза заболели от изобилия оттенков. Мы словно сели в машину времени и перенеслись в прошлое.

Местные жители с радостью подхватили советский лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Мулаты, чернокожие, европейцы – на улицах Гаваны уже царило то самое разнообразие, за которое так натужно бьется современный Запад. Неудивительно, что Старая Гавана внесена ЮНЕСКО в список Всемирного наследия человечества.

Наш отель располагался на набережной. Небольшой, но ультрасовременный и явно очень фешенебельный. На ресепшене стояла смуглая и очень красивая девушка по имени Дульсе в черном коротком платье с ярко-алыми розами.

– Дульсе – это конфетка по-испански, – шепотом перевела я для Матвея и Никиты.

– Вас трое, – на хорошем английском сказала девушка и поправила копну черных, как смоль волос, с одной стороны забранных на заколку-цветок. – Но номера забронированы только на двоих. Не уверена, что у нас есть свободные апартаменты, – она виновато улыбнулась Матвею.

– Дульсе – это Дунечка по-русски, – ослепительно улыбнулся Матвей, наклонился к ней и что-то зашептал.

Девушка зарделась и опустила глаза.