Сожги венец безбрачия

– Значит, он не сантеро, – объяснил Алберто. – Все приверженцы религии сантерия ходят в белой одежде. Особенно во время магических ритуалов. Так положено. Это сильно сокращает нам время поиска. Будем искать тех, кто практикует другой вид магии.

– Это какой? – спросил Матвей.

– Другой, – уклончиво ответил Альберто.

– Да, но она же должна как-то называться, – не уступил Матвей.

– Оставь его, – я потянула Матвея за рукав футболки и прошептала ему на ухо: – Кубинцы не произносят вслух словосочетание «черная магия». Но, судя по всему, искать мы будем вуду. Или пало – африканский культ, который развился из практики некромантии нганга, вобрал элементы католицизма, спиритизма и даже масонства!

– Ничего себе замес! – Матвей схватился за голову.

– Это еще не всё, – добавила я. – При этом они еще верят в идеалы социализма и Че Гевару.

Никита, сидевший впереди рядом с Альберто, повернулся к нам и спросил:

– Вы чего шепчетесь? А мне рассказать?

– Потом, – одними губами шепнула я.

– Лаура, вспомни… эй-эй-эй, компанеро! Куда мчишься? Не видишь дороги, нет? – внезапно закричал Альберто на водителя, который нас подрезал.

Водитель вежливости Альберто не оценил. Потому что по кубинским меркам наш водитель вел себя прилично, так как ни разу не ругнулся. Зато автомобильный хулиган послал нашего гида в разные интересные места, дал по газам и умчался. Альберто покраснел так, что из смуглого превратился в коричнево-багрового. Остановил машину, выскочил прямо на шоссе, воздел руки к небу и выдал такую витиеватую речь, что я закусила губу и мелко затряслась от смеха, закрывая рот руками. Альберто выпустил пар, но, садясь за руль, добавил:

– Ме да де пинга!

Никита с Матвеем посмотрели на меня:

– Ему по х… фигу, – лаконично перевела я.

– Тенго работа, – пробурчал Альберто.

– О! Я понял, – обрадовался Никита. – Тенго – это «у меня есть». А «работа» по-нашему работа. Понимаю его, рад, что пашет. Сам такой.

Альберто искоса посмотрел на него, приложил руки к груди и взмолился по-испански:

– Простите, сеньорита Лаура. Не хотел так страшно ругаться. Просто этот идиот меня довел. Не нужно переводить.

– Извините, Альберто, нужно. Я преподаватель испанского. А Никита мой ученик, – рыдая от смеха просипела я. – Никита, слово «работа» на Кубе именно в нашем произношении и с ударением на «о» – это очень большое мужское достоинство. Его гордые обладатели не спорят по пустякам с придурками. Поэтому наш водитель так и сказал.

– Я правильно понимаю, что хвастаться большим количеством работы на Кубе не нужно? – уточнил Матвей.

– Ни в коем случае! – ответила я.

Матвей хлопнул себя по коленям и расхохотался. Да так звонко, что я даже растерялась. Просто не догадывалась, что он умеет так смеяться. Никита посмотрел на него, фыркнул и тоже залился смехом. Причем Матвей так интеллигентно выводил: «А-ха-ха-ха!» А у Никиты глубоким басом получалось что-то вроде: «Гыыыы, ииигиги! Гыыыы! Агаааа игиги!»

– Они могут дуэтом выступать, – подмигнул мне Альберто и захохотал вместе с ними.

А я уже даже остановиться не могла. Всё напряжение, все нервы и слёзы последних дней просто улетучились. Меня подхватила и понесла радостная и легкая волна. Я живу здесь и сейчас! Плевать, что будет дальше! И, чёрт возьми, мне так хорошо в этом сумасшедшем городе! Словно вернулась домой из очень долгого путешествия. Всё другое. Я сама другая. Мне хочется жить полной жизнью, хулиганить, танцевать. Господи, мне впервые захотелось выругаться, правда, по-испански. Ученики часто просили меня дать отдельный урок по испанским ругательствам. Я всегда отказывалась, объясняя, что это неприлично. А сейчас крепкие словечки острым перцем кололи мой язык, возвращая вкус к жизни: пряный, как кубинский кофе, сладкий, как местные фрукты, горький, как кубинский шоколад. Главное: он мой, этот вкус жизни. Не навязанный кем-то, не придуманный, не испробованный до конца. Я его буду смаковать. Всё пройду, всё испытаю. Я справлюсь. Плохое, хорошее – всё моё! Никому больше не дам прожить за меня мою жизнь и навязать свою волю. Но пасаран! Как пели кубинские патриоты: «Они не пройдут!» Это означало, что никто не заставит их свернуть с пути, они будут защищать свою жизнь и свои убеждения до конца. И меня больше не затопчут, не сломают, не заставят жить, засунув голову в песок, как страус. Дух кубинской революции, витающий на Острове Свободы всколыхнул мою скукоженную от постоянных неудач душу. В конце концов, я ведь родилась здесь. Красные гвоздики революции, ее алые флаги – всё это есть в моей крови. Пусть я не помню этого, но Куба помнит меня. Помнит и не отпускает.

Но пасаран! Вива ла Куба! Да здравствует Куба! Вива ла вида! Да здравствует жизнь! Вива де ла революсион! Да здравствует моя личная революция!

Альберто отсмеялся, вытер глаза и спросил:

– Сеньорита Лаура, во время ваших снов вы видели алтарь у колдуна?

– Да, там были фигурки девы Марии, Иисуса, каких-то божков.

– Только божков? – уточнил Альберто. – А котёл там был? Такой, в котором готовят еду?