– Матвей, запомни, на Кубе нельзя делать три вещи: ругать социализм и революцию, отзываться плохо о Фиделе Кастро и сомневаться в уникальности этой страны. Могут и по лицу ударить, – объяснила я. – Особенно опасны в этом смысле кубинцы того поколения, которое выросло при Фиделе. Альберто лет шестьдесят на вид. Ему вместо колыбельной пели песни кубинских патриотов, а ты ему пренебрежительно про социализм.
– Да я бы ему сам вломил! – Никита выпрыгнул из машины и с удовольствием размялся. – Ну ты душнила, док. Прямо в морду человеку плюнул и еще и не вкурил, чего он так психанул. Лаурочка, садись, – он отодвинул стул и усадил меня за столик.
Матвей молча сел с другой стороны. Альберто вернулся через десять минут с огромным подносом мороженого в разноцветных стеклянных креманках.
– Как? – ахнула я.
– У моей жены здесь близкая подруга работает, – улыбнулся Альберто, разгружая поднос. – Самый большой плюс социализма в том, что мы здесь все другу другу не враги и не конкуренты, а компанеро, то есть, друзья, – он метнул на Матвея негодующий взгляд. – Пробуйте, друзья.
Мы зачерпнули ложечками мороженое и одновременно застонали от удовольствия.
– Никогда не ел ничего вкуснее, а ведь я был во многих странах мира, – восхитился Матвей.
Альберто бросил на него испытывающий взгляд, словно проверяя: правду он говорит или грубо льстит, пытаясь загладить оплошность? Убедившись в искренности собеседника, Альберто заметно расслабился, зачерпнул ложкой мороженое и сказал:
– Фидель Кастро так любил мороженое, что во время совещаний делал перерыв, чтобы его поесть. После революции, в 1966 году, на Кубе была открыта сеть государственных кафе-мороженых. Целью проекта, которым руководил лично Фидель, было превзойти количеством вкусов мороженого весь мир. Для этого в Нидерландах и Швеции закупили самое передовое оборудование. В 70-ые годы разнообразие вкусов, предлагаемых в гаванской "Коппелии", поражало даже избалованных любителей. Здесь предлагали кокосовое, ананасовое, сливочное, клубничное, ванильное, карамельное, из гуаявы и манго, с шоколадом и многие другие виды мороженого. Сливочный вкус в сочетании с нежным пирожным или сухими рассыпчатыми печеньками бискочо – до сих пор любимое лакомство местных жителей. А стоимость – один песо за шарик – была такова, что его мог себе позволить даже бедняк. Сейчас от былого разнообразия сортов почти ничего не осталось. Но ничто не умалит его самое главное достоинство – насыщенный нежный сливочный вкус. Потому что до сих пор в производстве используют только натуральные ингредиенты: молоко, сливки, шоколад, фрукты. И ни капли химии.
Пока Альберто рассказывал, Никита зачерпнул ложечкой мороженое и поднес к моим губам.
– Это фруктовое. У тебя такого нет. Попробуй, принцесса, – шепнул он.
– Столько не осилю, – призналась я.
– Я тоже, – хмыкнул он. – Со сладким перебор однозначно. Давай я у тебя попробую, а ты у меня, – он подождал, пока я облизала ложку, зачерпнул мое мороженое и отправил в рот.
Матвей замер, не донеся ложечку до рта. Температура вокруг нас сначала упала до минус десяти по Цельсию. А потом резко скакнула вверх до максимальной отметки. В Гаване и до того было жарко. Но сейчас мне показалось, что мы с Никитой сейчас просто расплавимся под пристальным взглядом Матвея.
Альберто заметил, что мы с Никитой шепчемся, не слушая его, и сделал эффектную паузу, молча глядя на Никиту.
– Не интересно? Я могу замолчать. Вы ведь деньги платите, поэтому подумал, что захотите послушать что-нибудь интересное, – несмотря на любезный тон, в его голосе прозвучала обида.
Кубинцы вообще, как дети малые. Моментально ошибаются.
– А я что? Я ничего! Со всем уважением, – Никита снова поднес ложку к моим губам, сжал кулак второй руки и резко выбросил его вверх: – Но пасаран!
– Не обращайте внимание, – успокоил Матвей нашего водителя и гида. – Лично мне очень интересен ваш рассказ. И я внимательно слушаю. А у него проблема с усвоением знаний. Как все примитивные натуры, познание нового у него совершается через рот и вкусовые рецепторы. Это свойственно детям, которые всё в рот тянут, и людям с низким интеллектом. Об этом еще Фрейд писал.
– Вы ученый человек, – уважительно заметил Альберто. – Психолог?
– Психотерапевт.
– Сразу видно, – поцокал языком Альберто.
– Ага, – подтвердил Никита. – По его лицу видно, что псих. Нормальные люди такие профессии не выбирают. Только те, кому мама в детстве придавила дверью пипись… гхм, извини, принцесса, вырвалось. Я хотел сказать: придавила достоинство.
Матвей побледнел. Альберто с усмешкой посмотрел на них, а потом на меня.
– Кажется, намечается кровавая коррида, сеньорита, – сказал он по-испански. – Я думал, они компанеро.
Компанеро – это очень специфическое кубинское словечко, вроде нашего «братишки».
– Это зависит от того, кто будет быком, – ответила я, облизывая очередную ложку мороженого, которое Никита заботливо поднёс к моему рту. – Лично мне хочется заколоть их обоих.
Альберто хлопнул ладонью по столу, запрокинул голову и расхохотался.
– А нам перевести? – поинтересовался Матвей.