Моя прямолинейность «Тэкса» не то чтобы обескуражила, она его как-то встряхнула. Сделав фирменный нырок своей собачьей мордой, он внимательно посмотрел на меня. Глаза жестокие, хищные.
– Не к тебе таскается. А к кому?
– К нам никто не таскается. К нам приходят в гости.
– Не один живешь?
– Трое нас. Почти четверо, – добавил я, вспомнив про Вируса.
– Типа, общага. И чё? К кому тогда ходит?
– Слушайте. Вы точно адресом не ошиблись? Вот у нас через стенку генеральша сумасшедшая живет. Наверху старушка – она в своем уме даже слишком. Напротив нее пара хипстеров, мальчик и девочка, проживают. Еще выше….
– Тэкс. Дет-ка, – по слогам произнес он, – Я ни-ког-да не ошибаюсь.
– А я ошибаюсь. Только и делаю, что ошибаюсь, – я подумал, что дверь-то мог бы и не открывать, – Ох, как я ошибаюсь, вы и представить себе не можете, – зачем-то полезла в голову и прочая чепуха, которая в данном случае была вообще ни к чему. Ну, не рассказывать же мне драчливому визитеру, что пребываю я в глубоком семейном кризисе.
Он двинул пальцем пепельницу с окурками.
– Ага, курить вредно, – сказал я, – А вы не курите?
Он качнул головой.
– А я курю, о чем иногда страшно жалею. С другой стороны и звать меня не «Лиза». У меня была одна знакомая Лиза – она была вечно бедная, – куда поскакали мои мысли? видимо, удар поддых что-то там в голове освобождает, утрясывает что-то и вот самые разные мысли спешат занять осводившееся пространство.
– Чё за кукла?
– Она не кукла. Она – вечная девушка в кружевах.
– Старуха что ли?
– Кто?
– Эта, – собачье рыло опять ненадолго отъехало в сторону.
– Лиза? Она вечно молодая. Сказать точнее – вечнозеленая. Наверное, что-то с пищеварительным трактом. Плохо пищу усваивает.
Не спрашивайте меня, к чему я вспомнил гротескную пожилую трансвеститку, которая даже на работу, в районную библиотеку, ходит в юбке и жакете. «Деточка, – говорила она когда-то, давным-давно, – Пиджак – это у мальчиков, а у девочек жакет», – и повела мощным плечом.
– Тэк-с, – сказал он, – Трое, короче, вас тут. Баба эта, старая, она мимо. Ты тоже – левый. Третий кто? Ну….
– «Чё», – договорил за него я, – Вы интересуетесь, с кем я проживаю? Уверяю, это очень хорошие, интеллигентные люди с богатым кругозором.
– А за гон знаешь чё…, – он сделал нырок головой.
– Я в том смысле, что мне трудно сообщить о них, что-то определенное. Если человека хорошо знаешь, то трудно с чего-то начать. Ну, живут. «Чё».
– Лет сколько?
– Мы все примерно ровесники.
– И в общаге… Нищеёбы. Тэкс.
– Знаете, – эх, была ни была! – Если вы еще раз скажете «тэк-с», я дам вам чайником по башке. И «ничё» мне за это не будет.
– Не нравится? – он оскалился.
– Ага, как гвоздем по стеклу.
– О-кей, легитимно, – и слова-то какие знает? Он посмотрел в окно, в потустороннюю зелень, помолчал, – Один, такой мужик, да? – снова уставившись на меня, задумчиво проговорил он, – Спортсмен типа, да?
– Ну, вообще, мы теперь все на спорт ходим.
Он хмыкнул.
– Спортсмен, а не сопля, я говорю.
– Хорошо-хорошо, – я поднял обе руки в «сдаюсь», – Есть и такой. Бывший боксер.
– Давно к нему ходит?
– Да, никто к нему не ходит, если ходят, то только к нам ко всем.
– Вы чё, хором что-ли ебетесь?!
Не знаю, какая сила меня подняла, не помню, как схватил я первое, что стояло на подоконнике, как шваркнул, как замелькало все, словно в детском калейдоскопе, как заполнило кухню до самого потолка сопение, хрип, вопли, а там вплелись и рычание, лай, и вой – а когда предметы вновь распались, каждый сам по себе, то оказалось, что нас уже не двое. И даже не трое.
Сейчас посчитаю.
Я на полу с чайником в руке. Раз.
«Тэкс» – оскаленный и распяленный – тоже на полу, возле опрокинутой табуретки. Два.
Кирыч – красный и большой – нависая над гостем, прижав руками к полу его плечи. Три.
Марк – румяный – приложив руки к щекам, открыв рот, изображая картину «Крик». Там чучелко на мосту стоит и без звука воет. Четыре.
Вирус – взъерошенный – вцепившись в штанину чужака, уперевшись всеми лапами об пол в желании выдрать кусок материи побольше. Пять.
Итого – нас было пятеро. Я запомнил эту картину в мельчайших подробностях.
Если кино сначала крутится медленно, то потом, наверстывая упущенное, начинает мелькать необычайно быстро, а далее снова застревает, но уже только для того, чтобы вернуться к своему обычному ритму. И не быстрому, и не медленному.
Человеческому.
Была драка. Была – но такая короткая, что будто бы и не было ее вовсе.
Надеюсь, я никого не разочаровал?
Вчетвером мы сидели вокруг стола, а возле ноги наиболее красиво оформленной, принадлежавшей, разумеется, Марку, сидел Вирус и хмуро поглядывал на лоскут, свисающий языком на штанине незнакомца.
Стыда Вирус, конечно, не испытывал. Он просто ноге не доверял, что вполне объяснимо. Собаки – не люди, они непривычны к столь стремительной смене ориентиров. Только что был враг, которого надо загрызть насмерть, и вот уже он сделался другом, которого кусать нельзя ни в коем случае, даже рыкать непозволительно. Но Вирус все равно порыкивал – не доверял он ноге, как бы там, наверху ни ворковали, ни затейничали….