Сожженные мосты

Разгрузка… той, которой обычно пользуется спецназ здесь не место. Придется пользоваться дешевой, самодельной из бурой брезентовой ткани, довольно примитивной — но в нее умещаются шесть магазинов и гранаты, впереди у нее ничего нет, и с ней можно ползти по земле. Еще четыре магазина и несколько патронов в пачках — в сумки, которые по бокам на поясе.

Пистолет… Пистолетов у него было сразу три… мало у кого из боевых офицеров было меньше. Привычный Браунинг в кобуре, еще один, короткий и с небольшим глушителем в специально удлиненном для таких целей кармане. Последний — совсем маленький — в специальную кобуру на безрукавке, сзади, на уровне шеи — пистолет этот оказывается под рукой ровно в тот момент, как ты выполняешь команду «Руки вверх!».

Ножи… один нож в ножнах в левый карман, еще один — под разгрузку, в пришитую там кобуру. Этот пойдет и как метательный.

Ну и по мелочи…. Гранаты, аптечка. Снаряжаясь, Араб подумал, что их можно «срисовать» хотя бы по аптечке. У моджахедов за редким исключением не бывает ни аптечек, ни санитаров, потому что им наплевать — жить им или умереть. О Аллах, даруй нам по своему выбору одно из двух, победу или шахаду! — одна из ду’а, коротких молитв муджахеддина. По их поверьям, павшие на пути джихада попадают в рай, а там лучше, чем на опостылевшей земле.

А вот мы — еще поживем… До самой смерти не помрем!

Все? Кажется — все…

Араб подошел к Тихонову, который раздумывал, как бы прикрепить к машине черный флаг с шахадой.

— Готов, господин подполковник! — доложил он.

— Красавец… — оценил подполковник с ударением на последний слог — как думаешь, если флаг в окно так вот высунуть и прижать стеклом, мешать не будет?

— Думаю, нормально…

— Тогда так и сделаем.

Отрезанные от мира в бесплодной пустыне, они возвращались в него, возвращались в мир, жутко изменившийся после взрывов в Бендер-Аббасе и в пустыне, юго-восточнее Каспия. Они возвращались, чтобы нести смерть в этот мир, в котором и так ее было более чем достаточно — но зло иначе было не победить. Зло невозможно победить добром, его можно победить только таким же злом…

Вопреки ожиданиям — дороги были переполнены…

Сотни тысяч, даже миллионы беженцев, в панике бегущих из страны, из зараженных областей юго-запада и северо-востока, толпы беженцев, которыми никто не занимается, потому что мысль всех одна — Джихад, священная война с неверными. Беженцы в основном гуртовались возле дорог, границы везде были перекрыты, и не таможнями, а фронтами. Кто мог — уходил в Афганистан — но и там уже создавали «завесу» — местные племена, совсем не обрадовавшиеся нашествию соседей грабили и убивали их, мужчин в основном расстреливали, а женщин и детей брали в рабство. В Афганистане тоже бушевал мятеж, анархия, мутное, кровавое варево выхлестывало во все стороны, банды боевиков прорывались в Индию. Неспокойно было в зоне племен, которая по соглашению Дюранда должна была вернуться к Афганистану в девяносто четвертом, но так и не вернулась — и даже британцам уже становилось понятно, что, посеяв ветер, они теперь пожинали бурю. Афганистан постоянно бомбили, воинские части Ее Величества перекрыли Хайберский проход, пытались взять под контроль пустыню и Пандшер, в них стреляли, в том числе и в спину. А здесь, на дорогах к Тегерану люди просто жили, сорванные безумием атомного маньяка с обжитых мест. Жили — и умирали…

По обе стороны дороги — какие-то палатки, автомобили, давно сожравшие последний бензин, тряпье, палатки из подручных материалов, просто навесы от солнца. Бегают дети, шум, вонь, загаженные испражнениями и гнильем придорожные канавы. Там же лежат расстрелянные — революционные гвардейцы не церемонятся.

Взгляды… Эти взгляды могли бы убивать, и так эти люди смотрели на них, воинов Аллаха, продвигавшихся под черным знаменем к эпицентру беды. Воины Аллаха чтобы убить неверных взорвали страну, сожгли ее атомным пламенем, уничтожили весь нехитрый быт, создававшийся этими людьми для себя, они сорвали их с насиженных мест и бросили умирать в пустыне. Вопреки устоявшемуся мнению — далеко не все готовы поддержать ислам, далеко не все готовы лишиться нажитого во имя торжества истинной веры — и именно это вызывает безудержную ненависть фанатиков, готовых положить на бесовский алтарь веры свои жизни и требующих от других того же…