Сожженные революцией

Летом 1901 года они сблизились, хотя формально между ними ничего не произошло. Только возникло, как потом сформулирует Любовь Дмитриевна, «самоощущение двух заговорщиков». Этот заговор двоих продолжился осенью-зимой в Петербурге и летом следующего года в Шахматове – Боблове. В Петербурге были неожиданные, мистические в своей случайности встречи, совместные вхождения в таинственный сумрак Казанского и в торжественный свет Исаакиевского соборов, прогулки по зимним улицам и набережным, бесконечные разговоры о стихах, о Соловьёве, о Душе мира. Были моменты («миги», как любили выражаться поэты-символисты) духовного единения, были времена охлаждения и попытки разрыва. Но чем-то глубоким, какими-то корнями своих душ они срослись навсегда, хотя сами ещё того не ведали.

Любовь Дмитриевна не была красавицей в альбомном смысле этого слова. Высокая (одного роста с Блоком), статная, отлитая в крупных формах, круглолицая, с нежной белой кожей и дивным румянцем, она как будто излучала флюиды молодости, здоровья, силы. Было в ней и нечто большее: какая-то царственность, не передаваемая в словах привлекательность женственного величия. На языке соловьёвцев это называлось «воплощением Вечной Женственности». Неудивительно поэтому, что отношения Менделеевой и Блока оказались в фокусе внимания этих юношей, нетерпеливо ждущих Трубы и Пришествия. А что, если Любовь Дмитриевна и есть та самая Жена, облечённая в Солнце, вочеловечившаяся Душа мира? Недаром зовут её Любовь, а отчество происходит от имени Деметры – праматери всего сущего! Стало быть, Александр Блок – служитель Вечной Подруги, пророк Её пришествия. Ведь значение имени Александр – «муж и защитник». Рыцарь Прекрасной Дамы. Он, по словам Андрея Белого, пресуществил философию Соловьёва в жизнь. Его соединение с Единственной (то есть влюблённость и женитьба) есть мистерия и откровение Третьего Завета…

Всё это наивно, искусственно, высокопарно. Да. Во всём этом много неправды. Но была и некая правда. Сергей Соловьёв, Борис Бугаев, Александр Блок, Любовь Менделеева – все они родились и выросли в безрелигиозной среде. Движения души, взыскующей Бога, подвергались в этой среде гонениям и осмеянию. Или в лучшем случае становились предметом удивлённо-глухого непонимания. Что же осталось делать им, когда в их сердцах загорелся пламень веры в Бога? В каких словах и делах утвердить свою правоту? Терминология Владимира Соловьёва была переосмыслена ими и использована как сверкающие доспехи в битве с бездуховностью окружающего мира, как зеркало Персея, способного отразить холодящий душу взгляд мирского безверия. Это был путь, ведущий к безумию или к сектантству, но всё же это был духовный путь.

Решающее объяснение между Блоком и Менделеевой произошло 7 ноября 1902 года, после праздника в Дворянском собрании[51], устроенного для слушательниц Бестужевских курсов. В своих воспоминаниях Любовь Дмитриевна подробно описывает этот вечер. Её рассказ несёт на себе печать литературности, но сомневаться в его принципиальной достоверности не приходится.

Из воспоминаний Менделеевой-Блок:

«Мы вышли молча, и молча, не сговариваясь, пошли вправо – по Итальянской, к Моховой, к Литейной – к нашим местам. Была очень морозная, снежная ночь. Взвивались снежные вихри. Снег лежал сугробами, глубокий и чистый. Блок начал говорить. Как начал, не помню, но когда мы подходили к Фонтанке, к Семёновскому мосту, он говорил, что любит, что его судьба в моём ответе. <…>

Потом он отвозил меня домой на санях. Блок склонялся ко мне и что-то спрашивал. Литературно, зная, что так вычитала где-то в романе, я повернулась к нему и приблизила губы к его губам. Тут было пустое моё любопытство, но морозные поцелуи, ничему не научив, сковали наши жизни»[52].