Созидая Бога (СИ)

В детстве я часто выбегал на улицу в самый ливень и не спешил укрыться. Помню, однажды, молния попала в соседский стог, я тогда стоял в своём сарае и наблюдал за стихией в раскрытую дверь. Мне было лет десять. Было жутко, но радостно. Я тогда ещё не понимал опасности небесного электричества, а потому ничего не боялся. Я подставлял ладони под тёплые струи, лившиеся с крыши, и плескал ими себе в лицо. Дождевая вода чем-то пахла. Да, у неё есть свой особенный запах, запах пыльного неба. Я его помню до сих пор. Молния ударила в тот момент, когда я высунулся в открытый проём. Белый огненный шар ослепил меня, но не испугал. Не испугал и последовавший мощный раскат. Я закричал от радости и выскочил из сарая прямо под дождь. Шлёпая босыми ногами по грязным лужам, я побежал к воспламенившемуся стогу. Я надеялся, что молния попадёт в него ещё раз, прямо передо мной. Страха не было, я не боялся умереть, ещё никогда меня не посещала эта мысль, мысль о конечности жизни, о её непоправимости и о том, что когда-нибудь настанет и мой черёд….

«А вдруг попадёт прямо сейчас, — подумал я, — и всё. Всё кончится, не будет никакого посвящения. Был Петя, Пётр невеликий, и нет его. Элен найдёт себе другого, более достойного, и это без шуток. А я, так ничего и не успев, уйду в пустое ничто, и память обо мне сотрётся в тот же день. Но почему же не хочется этого, почему я всё ещё цепляюсь за жизнь, как за что-то самоценное? Неужели только из-за инстинкта самосохранения? Многим людям на Земле уготована худшая участь, чем мне, и они не ропщут. Разве они не понимают этого, всем довольны, и для них нет неразрешимых вопросов?

Или может быть все они нужны только как пример для меня, как декорация для театрального действа, в котором главный актёр — я… может их и не существует вовсе…

…… Надо спешить. Надо спешить жить….

Но не в том смысле, чтобы ещё что-то получить от неё, нет, надо успеть отдать. Отдавать всегда слаще и помогать тоже, особенно тем, кому труднее. Правда, странно рассуждать об этом в пятьдесят лет. Ропщут всегда никудышные, которым Господь дал многое, а они не воспользовались ничем — всё профукали и растратили в мирской суете.

А я? Неужели у меня ещё что-то осталось, и я нужен миру? Почему я не могу отделаться от этих мыслей до сих пор. Кто-то бережёт меня здесь? Кто-то знает, что я должен ещё что-то успеть? Но что? Нет ответа….».

Я поднял голову и посмотрел вдаль. Белые барашки волн искрились на солнце. Теплоходик смело вонзался в них, гудел, пыжился и прокладывал себе путь.

«Рассказывай, дяденька, — попросил рыжий мальчик и прижался к Сергею, — я не боюсь молний».

«Вот и папа новый нашёлся, — подумал я, — осталось сходить в трюм за мамой, если она уже не накатила пивка.

Я бы повременил немного, — сказал я, — и передохнул, а то опять начал перескакивать с одного на другое и путаться».

«Хорошо, — согласился Сергей, — посидим здесь наверху, если дождь не прогонит».

«Я пока сбегаю в туалет и маму проведаю», — сказал рыжий мальчик и побежал вниз под навес.

Прошло минут двадцать. Рыжик не возвращался, и мне уже стала надоедать тишина, состоящая только из монотонного шума ветра и гула мотора.

Но вот из трюма показалась его улыбающаяся физиономия.

«Я готов, — возвестил он радостно, — мама сюда не придёт, она не решилась вас послушать, хотя я ей сказал, что вы очень хорошие дяди из России».

«Странно, — подумал я, — почему все ждут от России и русских подвоха, даже наши собственные граждане… порой даже мы сами».

«Может, ко второму вопросу приступишь, — предложил Сергей, — расскажешь о твоём месте в Мироздании, а о его строении закончишь в другой раз»?

«Нет, я лучше продолжу о строении, — сказал я, — пока сидел в тишине, в голову пришла целая куча мыслей, некоторые я ношу с собой ещё с Севера. Сейчас прибавились свежие, о тёмной материи, тёмной энергии и парадоксе Ольберса. Но начну я со скорости света, куда ж без неё».

«Давай, это тоже интересно, — поддержал меня Сергей, — мы с мальчонкой тебя послушаем».

«Опыт Майкельсона-Морли показал, — продолжил я, — что скорость света одинакова по всем направлениям и не зависит от скорости движения объекта, испускающего свет. В вакууме она равна трёмстам тысячам километров в секунду. То, что по всем направлениям она одинакова и не зависит от движения источника, тут нет ничего удивительного, скорость звука в воздухе тоже одинакова по всем направлениям и тоже не зависит от от скорости источника. Ещё на Севере я обращал внимание на разницу в тональности гула приближавшегося и удалявшегося вертолёта. Длина волны и амплитуда звука менялась при этом, но скорость её оставалась одинаковой по всем направлениям и зависела только от свойств самого воздуха. В нём она равна примерно трёмстам сорока метрам в секунду. В металлической болванке скорость звука в пять раз выше, но и свойства металла другие, чем у воздуха.