Созидательный реванш (Сборник интервью)

— Да-да. И посуду били, и мебель ломали, и разъезжались, и съезжались, но это нормально. Покажите семью, где этого не было.

— Много писали о нападении на ваш дом, которое случилось в декабре. В каком состоянии сейчас находится ваша жена?

— Конечно, Наталья еще в очень тяжелом состоянии. Это для всех нас был шок. Она получила довольно серьезные повреждения, осенью ей предстоит пластическая операция. Это обратная сторона моей журналистской работы, я ни минуты не сомневаюсь, что нападение было организовано как акция устрашения теми людьми, которые пытаются расхитить писательское имущество, в том числе находящееся в Переделкине. «Литературная газета» об этом много писала, и я не первый, на кого было совершено нападение, пострадали и другие писатели, вовлеченные в это противостояние.

— Вы говорили, что напишете Нургалиеву.

— Да, я обратился к Нургалиеву и в другие силовые структуры. Создана специальная следственная межведомственная группа. Нургалиев держит это дело на личном контроле. Но контролирует ли он свое ведомство? Вот в чем вопрос. Органы разрабатывают разные версии, среди которых одна из самых главных — моя профессиональная деятельность. Буквально вчера за этим же столом сидел следователь и брал у меня дополнительные сведения. Я уверен, рано или поздно поймают исполнителей, выйдут на заказчиков, и у меня практически нет никаких сомнений по поводу того, кто эти люди.

— У вас взрослая дочь, двое внуков. Как вы ее воспитывали? Вы строгий отец?

— Нет, я не строгий. Поскольку Господь дал мне в дар чувство юмора, я воспитывал дочь с помощью иронии, шуток, доводя в ее глазах до смешного то, что мне казалось неверным. Человек готов к самосовершенствованию, чтобы не выглядеть нелепым. Например, в отрочестве она увлеклась пирсингом. В заклепках были нос, уши, губы, пупок, в общем — везде. И я ей сказал, что скоро она будет похожа на клепаную броню танка, а для иллюстрации повесил над кроватью картинку с танком времен Первой мировой войны. Она посмотрела, засмеялась, и постепенно количество заклепок на ней стало уменьшаться. Во многих других случаях я пользовался этим же приемом, доводя ту или иную ситуацию до абсурда, чтобы она могла посмеяться над своими ошибками или заблуждениями.

— Какие отношения между вами сейчас?

— Очень хорошие. Она давно вышла замуж, родила двоих детей. Сейчас я прививаю внукам любовь к литературе, театру. Они довольно часто бывают у нас в Переделкино.

— Вот странно, вы именитый писатель, вполне могли бы устроить свою дочь в Литинститут, который называют институтом писательских детей. Почему же она там не оказалась?

— Она туда никогда и не стремилась, а я никогда ей не говорил: «Давай к нам, в писатели!» Меня очень беспокоит нынешняя настоящая эпидемия семейственности. Куда ни взглянешь, одна семья — все режиссеры от деда до внука. Другой клан — все писатели. Художественный талант от родителей к детям почти никогда не передается. Яснее это видно на примере оперных певцов. Вот тут никак нельзя скрыть отсутствие таланта, не помогут никакие связи, никакая среда. Нет голоса — и конец. В писательстве же отсутствие таланта можно спрятать за начитанностью, за общей образованностью и так далее. Но иногда смотришь на потуги заурядных детей талантливых отцов, у них нет ничего, кроме известной фамилии и амбиций. Смешно и обидно. Это наносит нашей культуре серьезный урон. Беда не в том, что они снимают плохие фильмы и ставят плохие спектакли (кстати, за казенный счет, а не за деньги своих родителей). А в том, что если приедет с Алтая новый Шукшин, то ему просто места не найдется, потому что они все уже заняты детьми, выросшими в актерских, режиссерских и писательских семьях.

— Понятно, у дочери нет склонности к литературе. А у внуков?

— Пока трудно сказать, но, например, внук Егор очень любит учить наизусть стихи. И знает много стихотворений, хотя ему всего шесть лет. Например, помнит «Сказку о царе Салтане».

— Определенно, у ребенка есть фонетическая одаренность.