Созидательный реванш (Сборник интервью)

— Да, плагиат, но ведь все равно влияет-то на общество не Парфенов, а те писатели, у которых он позаимствовал мысли. Или вот совсем свежий пример. Недавно стартовал проект «Хребет России», в котором пермский писатель, знаток своего края Алексей Иванов, рассказывает о различных уголках Урала. И у меня сразу возникает вопрос, а зачем опять нужен в кадре Парфенов? Неужели мы не можем все эти сведения услышать из уст самого писателя? Он что, рылом не вышел? Нет, он гораздо симпатичнее Парфенова, в котором есть какая-то уксусная порочность. Зачем к писателю Иванову приставлять телевизионного комиссара, как во времена Гражданской войны? Но слушаем мы все-таки Алексея Иванова, а не Парфенова, который там за кадром поясняет, что сказал Иванов. А то мы вдруг неправильно поймем. Так что писатели не переставали быть властителями дум. Просто на их интеллектуальной ниве кормится огромное количество телевизионных и прочих долгоносиков — это такие сельскохозяйственные вредители…

— Ваши книги очень хорошо продаются. Скажите, как вам удается сочетать глубину и серьезность в своем творчестве с коммерческой успешностью?

— Очень просто. Я никогда не ориентируюсь на литературную моду. Например, если стали давать премии за чернуху, многие писатели тут же начинают писать чернуху, стали давать за какую-то невнятицу, якобы историческую, в духе «Хазарского словаря», некоторые бросаются писать именно так. И выходит целая библиотека «хазарских словарей», хотя и одного за глаза достаточно. Я всегда пишу о том, что внутренне меня волнует. А потом выясняется, что это волнует и других. Кроме того, я всегда помню, что книгу будут читать обычные люди, а не филологи с замусоренными мозгами. Уверен: писатель — это не тот, кто пишет, а тот, кого читают. Стараюсь учиться в этом отношении у классиков, потому что большинство наших классиков были писателями, весьма востребованными современниками. Возьмите Чехова, Достоевского, Толстого, Куприна, Бунина… Помимо всего прочего они были еще и высокооплачиваемыми писателями. И попытка навязать нам сейчас в литературные авторитеты авторов, чьи книги не покупаются, не соответствует нашей традиции. Например, некий писатель, не буду называть его имени, около года назад стал лауреатом премии «Нацбестселлер», и мы для интереса позвонили в сеть магазинов «Московский дом книги». Выяснилось, что за два месяца продано шесть экземпляров книг этого писателя. Ничего себе бестселлер! О чем тут говорить?

— Что для вас важнее: написать книгу, которая будет хорошо распродана, или поднять какие-то важные общественные проблемы?

— Я никогда не думаю о том, как будет книга раскупаться. Я пишу, повторяю, о том, что меня волнует, но понимаю, что каждая идея должна иметь образный эквивалент. Начиная со «Ста дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Апофегея», все мои книги расходились гигантскими тиражами. То же самое и сегодня. Всего за месяц был распродан первый завод второй части «Гипсового трубача». Господь дал мне такой дар — о сложном и запутанном рассказывать ясно, интересно и весело…

— А что такое писательский талант?

— Способность быть интересным, если кратко. Если подробнее, то талант, по моим соображениям, складывается из трех чувствительностей — вербальной, социальной и нравственной. Без этих трех составляющих серьезный писатель невозможен. У тебя есть социальная и нравственная чувствительность, но нет вербальной, ты не передашь читателю всех тонкостей своего восприятия социума и тонкого мира, человеческих отношений, характеров своих героев. Если у человека есть вербальная чувствительность, он ощущает слово, умеет с ним работать, но не воспринимает социальных и нравственных проблем, то он никогда не станет настоящим писателем, потому что ему не о чем говорить, ничего, кроме себя, такого человека не волнует, он интересуется только собой. И еще — игрой в слова. Сам я люблю книги, от которых при чтении получаю удовольствие, а сочинения, которые нужно читать с таким усилием, как будто ты лопатой работаешь, мне не нравятся. Хотя есть люди, которые такую литературу любят. Впрочем, науке известны и другие способы самоистязания. Я же считаю, что для самой сложной мысли можно найти игровую форму. Этому я учился у Чехова, Уайльда, Бернарда Шоу, Зощенко, Булгакова — писателей, которые повлияли на мое формирование. Книга должна затягивать, а сам процесс чтения должен доставлять удовольствие. Ты должен уметь увлечь, насмешить читателя, ошарашить каким-нибудь парадоксальным афоризмом, неожиданным умозаключением, отчудить какой-то сюжетный поворот, которого никто не ждет. Но это все не в ущерб психологической достоверности, социальной точности, внутренней гармонии текста.