Созидательный реванш (Сборник интервью)

Сатира, по словарю Ушакова, — это не только литература, но и вообще «насмешка, обличение». С сатиры мы и начали разговор с Юрием Поляковым, писателем, главным редактором «Литературной газеты». Простор для обличения нынче в стране огромный, но вот смешно бывает не всегда. Полякова обвиняют, что до перестройки он был либералом, а после стал консерватором. Что ж, Блок и Есенин тоже изменили свои взгляды после революции. И хоть руки им кое-кто не подавал за былую «красноту», они были и будут классиками. А Юрия Полякова за «Сто дней до приказа», за «Демгородок», за «Козленка в молоке» любили и любят — до перестройки и после.

— Зрители всей страны хохочут, приходя на спектакли по вашим пьесам и читая ваши книги. Как сейчас у нас обстоит дело с сатирой в сравнении с советскими временами?

— При советской власти, как это ни удивительно, сатира процветала и поощрялась, если, конечно, не покушалась на строй. Загадочная вещь: большинство писателей-сатириков в двадцатые-тридцатые годы хоть и пострадали, но уцелели: и Эрдман, и Булгаков, и Зощенко — все умерли своей смертью. В театрах «тоталитарного» Советского Союза в шестидесятые-восьмидесятые годы сатирических спектаклей шло гораздо больше, чем сейчас в свободной России. А шестнадцатая полоса «Литературной газеты» — была своеобразной витриной всесоюзного ехидства. Я вот уже десять лет как главный редактор «ЛГ», чего мы только не придумывали, но наш Клуб «Двенадцать стульев» никак не приблизится к уровню смеховой культуры «застоя». При советской власти сатира, как и в монархической России, строилась на противопоставлении здравого смысла абсурдности происходящего. Но в ту пору по-настоящему абсурдного было гораздо меньше, чем сейчас, а в здравый смысл еще верили…

Увы, сатирическое мироощущение и в писателе, и в читателе сильнее развито в эпоху несвободы. А свобода, к тому же понятая как вседозволенность, убивает интеллектуальный смех. Люди перестают смеяться и начинают ржать. В Москве идет всего несколько сатирических пьес, среди которых мои «Хомо эректус», «Женщины без границ» в Театре сатиры, «Халам-бунду» во МХАТе им. Горького, «Козленок в молоке» в Театре Рубена Симонова. Там же шел «Демгородок», но в нем оказалось слишком много политики! И вот интересно: «Козленок в молоке» двенадцать лет идет на аншлагах. «Хомо эректус» восьмой сезон собирает зрителей едва ли не больше, чем коммерческий Рей Куни. Но ведь Куни — это развлекательный смех, ты хохочешь до боли в челюстях, а потом недоумеваешь: над чем так ржал? Настоящая сатира всегда, кроме смеха, несет в себе социальный анализ, протестные функции. И то, что на эту мою сатиру собираются полные залы, — это о чем-то говорит. Кстати, и мои сатирические романы «Демгородок», «Козленок в молоке», «Гипсовый трубач» тоже расходятся большими тиражами — сотнями тысяч экземпляров. Значит, у нас был и есть умный читатель-зритель, и он хочет интеллектуального смеха, тонкой игры смыслами, социального сарказма.

— Когда люди, прожившие при Советах большую часть жизни, ностальгируют по ним, начинает иногда казаться, что это ностальгия не политическая, а обычная, психологическая ностальгия по ушедшему. Как думаете?