Отметим теперь, что сознание может рассматриваться не только как состояние, но и как ментальный акт (другие ментальные акты вроде воображения или воспоминания, в свою очередь, могут представляться как ряд состояний), и мы видели, что есть основания говорить о жесткой связи таких актов с какими-то структурами мозга. Для уточнения характеристик этих структур нам могут пригодиться рассматривавшиеся выше данные о запаздывании сознания за работой тех участков мозга, которые вместе с бессознательными ментальными состояниями продуцируют то или иное поведение. Это запаздывание естественно объяснить тем, что структуры мозга, отвечающие за осознание тех или иных данностей, имеют четкую локализацию — поэтому требуется какое-то время, прежде чем процессы, протекающие в тех участках мозга, повлияют на них, что и приводит к эффекту запаздывания. Итак, второй вывод, который мы можем сделать в связи с рассмотрением феномена сознания, состоит в том, что оно должно быть привязано к особым участкам мозга (его едва ли можно считать каким-то его глобальным продуктом). И если сознание связано с различением, а человеческая речь является мощным инструментом фиксации разного рода различий, то логично предположить, что структуры мозга, порождающие акты сознания, могут быть в том или ином виде сопряжены с давно известными языковыми модулями.
Это, впрочем, не означает, что языковые модули необходимы для сознания. Скорее, они играют роль усилителей различающей функции соответствующих структур и гарантируют наличие детализированного и упорядоченного потока сознания, характеризующего устройство человеческого Я. Эти структуры, по всей видимости увязанные также с механизмами внимания и рабочей памяти[99]
, вероятно, осуществляют мониторинг за процессами, протекающими в мозге. Для выделения наиболее важных процессов система мониторинга может быть устроена по триггерному принципу: она может не срабатывать при слабом возбуждении, но активироваться при достаточно сильном воздействии. На ментальном уровне это дает следующую картину: единая система мониторинга генерирует феномен единого Я, обнаруживающего какие-либо квалитативные или иные данности (и могущее обнаруживать само себя в самосознании при самоотображении этой системы), опосредованные теми или иными ментальными актами и легко доступные благодаря этой объединяющей функции для использования в самой разнообразной последующей деятельности. С феноменологической точки зрения акты сознания устроены именно так, так что данная картина представляется весьма правдоподобной. Надо только добавить, что единое Я не должно смешиваться с единым полем приватных квалитативных данностей. Единство этого поля, которое можно назвать «единством субъекта», гарантируется функциональным единством мозга, так же как единство Я обеспечивается функциональным единством системы мониторинга. Из опыта рассечения соединительных связей между полушариями мозга, впрочем, известно, что единство субъекта может быть, хотя бы отчасти, нарушено. Можно ли нарушить функциональное единство Я при сохранении работоспособности системы мониторинга — вопрос, на который смогут дать ответ только будущие экспериментальные исследования. Для решения этой задачи нет данных.Имеющихся данных, однако, достаточно для того, чтобы сказать, что единое Я не является центром всех ментальных процессов, порождаемых мозгом. И их достаточно для того, чтобы сказать, что оно не является центром всех принимаемых субъектом решений. Между тем осознание различных альтернатив будущих событий играет важную роль в возникновении особого чувства, которое можно было бы назвать «чувством свободы». И рассмотрением этого вопроса — вопроса о свободе Я — логично было бы завершить наш анализ, призванный уточнить онтологический статус сознания.
Вопрос о свободе Я иногда смешивается с вопросом о ментальной каузальности, т. е. с вопросом о том, могут ли ментальные состояния реально влиять на поведение. Но это разные вопросы. Ментальные состояния могут реально влиять на поведение, и не будучи осознанными. Свободные же решения обычно рассматриваются как результат осознанного выбора между различными вариантами развития событий. Сам феномен выбирания не может быть поставлен под сомнение, он фактичен. И если констатации этого факта достаточно для признания свободы Я, то эта свобода тоже является фактом, даже если ментальные состояния не оказывают влияния на поведение.