Созвездие Хаоса

Она быстро встала и снова оделась. Подумала: вот что это такое – «донозологическое состояние организма», которое изучают на базе! Когда нет сил, когда усталость – в каждой клеточке тела. Но сердце… нет, воля… нет, воображение… тоже нет – все вместе? – заставляют идти вперед.

Хотя и цели пока что не видно.

И это тоже невозможно описать словами. Это дано лишь в ощущении, в лихорадке…

Катя причесалась, собрала волосы в узел, подколола. Мельком глянула на себя в зеркало – бесполезно наводить марафет.

Она покинула кампус и зашагала в сторону улицы Роз.

В общем-то, хотела она сразу многого и всего… Когда воображение, восхищение, жар вступают в химическую реакцию с гормонами, то…

Но дальше клумбы осенних роз – уже потускневших и словно законсервированных на корню, превращающихся из цветов и бутонов в тугие сухие шарики фиолетового, палевого и карминного цветов, – она не пошла.

Благоразумно свернула в сторону музея.

Музей науки и просвещения был открыт. И траура по безвременно ушедшему из жизни его директору внутри не чувствовалось.

В кассе сидела все та же старуха с жемчужными серьгами – очевидица и свидетель. Она узнала Катю, и глаза ее расширились, рот открылся.

– Проходите, проходите!

Катя протянула ей деньги за билет. Маленький музей нуждался в средствах.

– Кто сейчас замещает Нину Кацо?

– Хранитель научного отдела и отдела новых поступлений. Денис Григорьевич. Позвать его?

– Нет, я просто пройдусь по залам.

Она вошла в первый зал, вспомнила, как они в первый раз побывали здесь, в музее, с Мухиной. Что же, все на своих местах.

Катя шла, разглядывая огромное количество фотографий. Снимки земли из космоса. Снимки МКС. Групповые снимки каких-то людей с подписями под ними. Карта созвездий в виде старинной гравюры, где созвездия изображены в виде мифологических героев и представляют собой этакую небесную толпу бродяг, испещренных точками звезд и соединительными линиями. Музейные витрины – в одной какие-то камни на подставке. Метеориты? В другой…

Катя подошла к этой витрине вплотную.

Белый космический скафандр. Она видела его в прошлый раз.

Это не его скафандр…

И это не тот, в котором выходят в открытый космос.

В таких скафандрах они фотографируются на старте, а потом взлетают.

Катя приложила руку к витрине и провела по линиям скафандра. Захотелось прикоснуться к нему, ощутить…

Его кожа у нее под пальцами…

Как он сказал – все пялятся…

Как он сказал там, в доме – хотите чаю? Когда она была готова разреветься от обиды и досады, что упустила самое главное?

Как он появился впервые, когда они осматривали его дом, разоренный кражей…

Кража…

Катя вошла в следующий зал. Она хотела увидеть его картины. А вот и они. Снова абстракции. И опять очень много черного цвета. И ярко-белый, почти серебристый. Это так выглядит в космосе Солнце? Он говорил об этом. Нина Кацо отобрала для выставки вот эти его полотна и сомневалась, что их кто-то когда-то купит. Но это ведь не вернисаж-продажа.

В нем есть нечто, что не находит себе места. Нечто, чему тесно у него внутри, и оно выплескивается наружу в виде этих красочных и одновременно мрачных абстракций.

Может, он тоскует по полетам?

Жалеет, что покинул отряд космонавтов?

Они же – закрытый клуб избранных. Что мы, земляне, знаем о них? В дни юбилеев мелькают на телеэкранах великие космические старики. Но наши современники… Их, в общем-то, нигде не видно. Ни на светских тусовках, ни в политике, ни в телешоу, ни в повседневной жизни. Здесь, с нами, на Земле они все равно словно отгорожены от нас невидимой стеной из прозрачного стекла. Быть может потому, что…

Они, эти новые звездолетчики, видели наш шарик и нас всех вот так…

Катя сама себе показала пальцами размер теннисного мячика. Нет, вот так – она раздвинула руки до размера арбуза.

Может, им сложно адаптироваться, снова заставляя себя воспринимать как нечто большое, глобальное то, что они видели бесконечно малым и хрупким, уязвимым?