– Хорошо. Что быстро поняли. Я так смыслю, что вы для дела нашими обстоятельствами интересуетесь – ладно, расскажу. Двенадцатый год пошел, как мы с Симой сошлись. Меня тогда только год как из больницы выписали, на инвалидность посадили, коляску на колесиках в руки сунули – и езжай, говорят, Дмитрий Логинов, себе по холодку, догнивай дома, не мозоль глаза… Я ведь не всю жизнь безногий. Монтажником работал, кровли мы чинили в стройтресте. Лихость пошла средь нас, мода такая – без поясов работать. Я первый таким павлином неощипанным ходил, на страховку плевал, перед девками из конторы рисовался. Дурак! Некому было мне в морду дать. И – сорвался. В тот день холода вдруг ударили, на крыше наледь. Много ли надо? Ступил – и покатился. Да. В больнице отлежал, домой пригнали, а дома что? Выбор невелик: или гнить, спиваться потихоньку, или выкарабкиваться. Думать было некогда. Не мог я допустить, чтобы соседи или женщины из собеса из-под меня, кобелины здорового, горшки таскали. Ребята с работы гантели принесли – начал качаться. Потом турник мне соорудили. Прямо в комнате. Руки натренировал – работа понадобилась. Тут как раз индивидуальную трудовую деятельность разрешили. Взял патент, принялся обувное дело изучать… Так жизнь и сдвинулась потихоньку. Потекла…
Для того чтобы выудить из рассказа, который составлялся такими вот рублеными фразами, историю любви, надо было все-таки поднапрячь фантазию. И, незаметно разглядывая в зеркало Серафиминого любовника, я вдруг очень хорошо представила себе, как маленькую женщину, за все годы жизни не познавшую ни тепла, ни ласки и уже смирившуюся с тем, что окружающие будут видеть в ней только добрую фею, добровольную сестру милосердия, – вдруг покорил этот человек. Мало того что он был красив природной мужской красотой в истинно русском значении этого слова (чего стоили одни лишь голубые глаза, волевой подбородок и густые русые, слегка вьющиеся волосы над высоким лбом!), – так он еще и по складу характера оказался именно тем Мужиком, в тени которого одинокой, в сущности, женщине, можно было укрыться от тоски и рутинных забот.
«Дуб. Он – здоровенный дуб, а она – рябинка, – подвернулась неожиданная аналогия. – Как в песне:
– Я сразу понял, что не мне от нее помощь и поддержка требуется, а наоборот, – говорил между тем Дмитрий. – Сразу же понял, как только ее увидел… И полюбил сразу. До того как инвалидом заделался, я много женщин перебрал. Ни на одной долго не останавливался. И не женился, все казалось – успею… А тут – Сима. Впервый раз пришла, как только в собес устроилась работать. За такими же, как я, ухаживать. Смотрю на нее и думаю: птенчик ты мой бедный… – В голосе мужчины послышалась неожиданная нежность. – Так у нас и началось все. А когда она забеременела, я… чуть от счастья с ума не сошел! Уговаривал ее, уламывал. Чтоб развелась и со мной расписалась. Нет, говорит. «Он» без меня пропадет. Я, говорит, Митя, лучше детей от тебя рожать стану. И ты тогда как будто все время рядом со мной будешь. И днем, и ночью… Вот такая у нас, ребятки, вышла история.
– Красиво, – протянула я задумчиво.
Он помолчал.
– Не в этом дело. Я без нее и детишек… жить не мог. А не уберег. Нет мне от самого себя прощения!
Начинало уже темнеть, когда мы подвезли Дмитрия Логинова к Симиному дому. Сашка снова пересадил мужчину в кресло и помог вкатить его в подъезд.
– Дальше я сам, – отверг Дмитрий все попытки сопровождать его до самого входа в квартиру.
– Высоко все же…
– Сам. Привыкать буду. Сима, похоже, не скоро поправится. Надо привыкать, – и, пожав Сашкину руку, он решительно двинул кресло вперед.
В том, что дети Серафимы примут «дядю Митю» с радостью и облегчением, я не сомневалась: по дороге сюда Дмитрий Олегович рассказал нам, что женщина нередко приводила детей к нему в гости, а в летнюю погоду они вместе проводили в городском парке целые часы.
Беспокоило другое: связано ли каким-то образом это неожиданное отцовство с историей всех «наших» убийств или мы просто снова задели соседнюю ветвь?
«Ада разберется», – малодушно решила я.
Но на Аду, которая, как мы и договаривались, вместе с Татьяной поджидала нас у нас дома, вопреки моим ожиданиям, сообщение о фиктивном отцовстве Михаила Чечеткина большого впечатления не произвело. Она всего только и сказала:
– У младших детей Серафимы другой отец? Я так и думала. – И, загадочно поведя бровями, скрылась в нашей гостиной.
Сашка проводил ее взглядом:
– Хм, странно….
Я разделась и прошла в комнату. Возле большого трюмо спиной к нам стояла Татьяна и задумчиво заплетала перекинутую на грудь черную косу.
Остановившись на пороге, я замялась: сказать – не сказать?
– У меня для вас новость, Таня… И даже не знаю, хорошая или плохая…