Созвездие Льва, или Тайна старинного канделябра

Новое положение сенной девушки самой барыни Головниной показалось Саше странным. Ее привезли в господский дом в такой спешке, не дав даже увязать в узел какие-никакие пожитки, и так сурово смотрели, перечисляя новые обязанности, что Саша заробела, может быть, впервые в жизни и ожидала иной, худшей доли. На деле же оказалось так, что судьба ее изменилась к лучшему.

Здесь, в господском доме, было куда как интереснее. И размеренные, интересные разговоры в людской под еле слышное потрескивание лучины (она и знать не знала, что на белом свете делается всего столько дивного и непонятного!), и чудные наряды, с золотой вышивкой по тяжелому бархату, в которые надо было одевать барыню. И сам господский дом – с просторными горницами и светелками, уставленными всякими диковинными вещами, среди которых попадались даже странные книжицы с большими, во всю ширь листа, рисунками, значение которых оставалось для Саши непонятным. Книжицы эти более других диковин влекли чуткую до всего нового Сашину натуру. В руки их брать воспрещалось. Но желание прикоснуться к плотными листам, испещренным непонятными закорючками, было сильнее всяких запретов.

– То ли цветы какие… – вырвалось у нее однажды.

Случилось это тогда, когда она застала молодого барина за внимательным изучением этих рисунков. На чисто вымытом столе в большой горнице Алексей разложил книги, какие-то свитки и уж совсем непостижимые штуки в виде деревянных реек с малюсенькими зарубками.

– Где цветы? – спросил Алеша, улыбаясь.

– А вот, – указала она на причудливо извивающиеся на бумаге линии.

– Так какие же это цветы? Это карты. Чертеж земель русских и прилагаемых губерний.

Было все равно непонятно. Но теперь Саша и не пыталась вникнуть в объяснение – она просто вслушивалась в этот ласковый, обволакивающий голос. Он мягким туманом проникал в самое ее тело и томил, нагоняя какое-то пьянящее веселье, – как дурман-трава белладонна. И так было всегда, это было то, что лишало Сашу покоя и сна вот уже которую неделю!

Молодой барин не спускал с нее ласкового взгляда с первой минуты Сашиного появления в доме. Порою девушке казалось, что она чувствует ожог на затылке и нежной коже шеи, до такой степени прожигал ее этот взгляд! Всегда, когда только барин находился поблизости. А случалось это часто: никого не таясь и ничего не стесняясь, Алеша ходил за ней, как ниточка за иголкой. И разговоры в людской смолкали, когда он входил туда – все знали, что в поисках Саши. И другие девушки старались как можно быстрее покинуть горницу, как только видели, что барин уселся напротив и смотрит, смотрит, смотрит на Сашу, нисколько не пытаясь пригасить огонь желания в синих своих глазах.

Было в этом упорном преследовании что-то настораживающее, больше похожее на заговор. И еще странным казалось Саше, что сама барыня, которая – это нельзя было не почувствовать! – ее ненавидела, теряла гнев и сварливость, едва только заставала их вдвоем. Один раз девушка даже уловила какое-то кроличье, стыдливо-злорадное выражение на лице Головниной. С проворностью куницы та закрыла за собой дверь в светелку, которую поспешила покинуть, едва туда вошел молодой барин, и искоса выстрелила в Сашу неприятно-колючим, выжидающим взглядом.

Но главное – ах, главным, конечно же, был он сам, Алексей Гаврилович, «Алешенька» – как неслышным шепотом, одним только движением губ, называла его Саша. Она прикипела к нему, такому не похожему на всех знакомых ей парней и мужиков, с первой же минуты. Словно слепящий столб солнечного света вихрем закрутился перед нею, и непонятная, доселе не изведанная слабость сковала ее члены, лишь только девушка его увидела. И может быть, не в красоте его было дело – видела Саша и более красивых парней. А в том, что натуры их были похожи, в том, что под кожей их бился готовый вот-вот вырваться наружу огонь, в том, что великая сила мощных страстей клокотала в них, угрожая вот-вот испепелить обоих.

А сейчас они стояли у стола, рядышком, плечом к плечу, чувствуя жар, исходящий друг от друга, и разговаривая еле слышно, совсем негромко – как говорят заговорщики или люди с нечистой совестью.

– А зачем наши земли рисовать? Чай, все не нарисуешь, вона их сколько – и за год не обойдешь!

– Правильно рассуждаешь. Только без этих чертежей, Саша, которые картами называются, нет науки навигации.

– Так коли нет – может, и не нужна она?

– Что ты! Навигацию нам сам царь Петр велел учить. Сыновей родовитых дворян на учение в Голландию посылает, слышала? Через месяц-другой и я поеду. Кораблестроение буду познавать, мореходное дело. Другие земли увижу, другие страны…

– Ай, как хорошо! Я бы тоже… – И она остановилась, испуганная собственным порывом. Голос, выразивший самые сильные желания, прозвучал чересчур громко – так в барских покоях было не положено.

– Что тоже? – спрашивал он, опять улыбаясь.

– Училась бы! Кабы дали!

– Чему училась бы? Корабли строить?