– Верю, но позвольте посоветовать и вам немножко больше доверять профессионалам. В ванной комнате квартиры, принадлежавшей вашей сестре, нашли обнаженного мужчину, который явно умер не своей смертью. Как он туда попал – объяснить никто не в состоянии. Не станете же вы утверждать, что директор «Русской тройки» Сарыгин был обыкновенным квартирным вором! Который к тому же имел привычку принимать в чужом жилище водные процедуры… Дальше. На электрическом приборе, с помощью которого совершено преступление, – отпечатки пальцев хозяйки квартиры! Сама Березнева категорически отказалась отвечать на какие-либо вопросы, заявив только, что не знает, кто такой убитый! Пока мы окончательно не разберемся в этой абракадабре, обвинение с вашей сестры не будет снято, даже если с этой минуты на ее пороге от ножевых ранений будут умирать по полсотни мужчин в день.
– Мне не нравится ваша ирония.
– Ничем не могу помочь. Кстати, а вы сами – с какой целью пришли сейчас в квартиру Березневой?
– У Ани хранились – мы оба историки, закончили МГУ, она раньше, я позже, между нами разница в возрасте в пять лет – кое-какие материалы для моей диссертации. И кроме того, нужно было полить цветы. Эта причина для моего прихода сюда может показаться странной, но Аня всегда очень заботилась о своих цветах… А это пока то немногое, что мы с женой можем для нее сделать. Наташа, так зовут жену, не смогла прийти. Она ждет ребенка и не очень хорошо себя чувствует. К сожалению, до вечера я был занят на работе и только сейчас смог выбрать время, чтобы зайти сюда. Пока ехал, стало совсем темно. Еще и поплутал немного – пока в этой темени сориентировался, хорошо, луна взошла, хотя серп и не яркий, а все же я сумел разглядеть нужную дорогу…
– Понятно…
– Я могу идти?
Алексей снова встал и теперь стоял возле Волкова, выражая вежливое нетерпение. Он был очень расстроен, но все же не впал в панику, держался спокойно и уверенно. В ярком свете люстры было видно, как у него на голове сквозь ранние залысины розовеет кожа. Видеть это было почему-то неприятно.
– Пожалуй… – сказал Волков. – Вы тоже можете идти, молодые люди, – обернулся он к Вальке и Арине. – Передавайте привет папе, Ариадна Максимовна.
Молодые люди черкнули свои подписи под не слишком длинным, всего в пару страниц, протоколом допроса (оказывается, седовласый следователь, на которого никто не обращал внимания, все это время бодро строчил) и покинули чертову квартиру. Вышли все втроем – Арина впереди, упрямо наклонив голову, Березнев вслед за ней, Валька замыкающим.
– Сколько времени? – спросила она, когда они вышли из подъезда.
– Двадцать минут двенадцатого, – ответил Аннин брат.
– Ой, мама! Я же не успею на метро!!!
– Я провожу… – успокоил Валька.
– Да что толку! Пока дождемся автобуса…
– Если хотите – до метро я могу вас подвезти, – вежливо, но равнодушно предложил Алексей. – Моя машина за углом.
– Ой, спасибо вам огромное!
Он кивнул и зашагал по поблескивающей в тусклом свете грязи, не особенно даже стараясь ступать где посуше – так был расстроен. И все же им пришлось обойти огромную лужу, которая отделяла его автомобиль от запорошенной строительной пылью стены соседнего дома.
Валька протянул Арине руку, желая помочь преодолеть препятствие, но она сделала вид, что не заметила, и сердито в два или три прыжка перепрыгнула лужу, выбирая места посуше.
Он обиделся: разве он был в чем-то виноват?
Мало того что Арька явилась во втором часу ночи, заставив родного отца сначала выглядывать в окна, а потом, когда окончательно стемнело, спуститься вниз. Мало того что добрых два часа он совершал незапланированный моцион от своего дома до метро и обратно, кидаясь навстречу каждой невысокой женской фигурке. Так она еще и появилась с неожиданной стороны! И не поздоровалась с отцом, и вообще никак не обозначила того, что видит его, возникшего перед ней в тусклом свете фонарей, освещавших трамвайные линии и серую крышу пустынной в эту ночную пору остановки.
Шла, опустив голову, зацепив большими пальцами ручки своего рюкзачка и нарочно шаркая обутыми в ботики ногами по асфальту – верный признак задумчивости и плохого настроения. Эту привычку Бардин знал за нею еще с детства. Если по дороге из детского сада он отказывался купить Арьке мороженое (в ту пору она была, как говорили врачи, «подвержена ангинам»), то дочь поднимала такой «шарк-шарк», что на нее начинали оглядываться прохожие.
– Арька!
Вскинув голову, она скользнула по Максу взглядом и отвернулась.
– Арина! Не делай, пожалуйста, вид, что ты меня не замечаешь. Что за поведение, в самом деле? Ты не ребенок.
Ему не нужно было даже придавать голосу строгости – он и в самом деле был очень зол.
Дочь остановилась и посмотрела на него исподлобья, закусив губу.
– Я жду тебя здесь уже третий час! Где ты была? Почему не предупредила, что задержишься? И зачем отключила телефон? Отвечай мне, слышишь?
– Слышу, – буркнула она наконец, и Макс втайне обрадовался: значит, все-таки они будут разговаривать.
– Ну?