Созвездия тел

Я спокойно кивнула ей, но сердце у меня стучало как бешеное. Я подошла к средней раковине и принялась искать в сумке расческу. Поправляя прическу, я краем глаза поглядывала на Дейрдре. Она почмокала губами, проверяя, держится ли помада. Наблюдая за ней, я ощутила слабую вибрацию, что-то вроде статического напряжения.

– Что ощущаешь во время превращения? – тихо спросила я.

Она взглянула на меня. Даже белки глаз у нее мерцали.

– Если ты про высокую чувствительность, то я не знаю, как это объяснить.

– Нет, не про нее. – Я и так знала про обострение чувств, которое сопровождало процесс превращения. Такие, как Дейрдре, видели четче, слышали лучше, чувствовали ярче. Все это мне еще предстояло испытать. – Я про остальное. Все это немного пугает.

– Ты про взрослые предсказания или про то, как на тебя мужчины смотрят? – Дейрдре улыбнулась. – Или ты про похищения? Потому что меня это не тревожит.

– Ой нет, не о них. – Я попыталась ответить как можно спокойнее, прозвучать по-взрослому. К тому же пропадали в основном девушки из неблагополучных семей, бездомные или те, что сидели на наркотиках. Так я в то время думала.

– Скажу по секрету. – Дейрдре наклонилась поближе. – Быть превращенкой так круто! Столько власти! Люди смотрят на тебя, в смысле, реально пялятся. Хотят тебя, но в то же время уважают. – Она покачала головой. – Взрослые указывают нам, как себя вести, чтобы держать нас в узде, заставить нас бояться. Потому что если мы боимся, то не сможем использовать эту власть в своих интересах.

– В каких интересах?

– Чтобы самим решать, что делать. Чтобы управлять своей жизнью.

Я вспомнила, как накануне мужчины на улице разглядывали Дейрдре. Словно хотели ее уничтожить.

– Будь осторожна, – сказала я. – Превращенки многим рискуют.

Дейрдре поправила подводку мизинцем. Она явно потеряла ко мне интерес. Я засмущалась, уверенная, что она поняла, какой простушкой, трусихой я была.

– Не будь такой серьезной, Селеста. – Она подступила ко мне, и я ощутила, что меня к ней тянет, как Луну к Земле. Она коснулась моего подбородка своими изящными пальцами. Это был взрослый жест, настолько интимный и уверенный, что я в тот момент просто ошалела. Дейрдре дотронулась до меня так, словно хотела обратить мое лицо к небу. Показать мне бесконечность непредсказуемого.

Не успев совладать с собой, я рухнула вперед, не способная больше бороться с этим притяжением. Я упала на Дейрдре и воткнулась лицом ей в шею. Она вся пульсировала, звенела, словно зов сирены. Этот момент был заряжен не сексуальным влечением, а чем-то значительно большим – ощущением нашей ничтожности во всей бесконечности вселенной.

Спустя миг Дейрдре аккуратно отстранилась от меня.

– Все будет хорошо, – уверила она меня. – Помни об этом.

Она собрала вещи и вышла. Я смотрела, как она распахивает дверь – «Женщины», а не «Девочки», – и только потом повернулась к зеркалу. В нем отражалась нерешительная девушка, юная и неискушенная. Едва распрощавшаяся с детством. Я с опаской коснулась пальцами стекла, как будто хотела призвать отражение Дейрдре на замену собственному. Я ощущала себя неудачницей, только упустившей нечто бесценное.

Тогда я в последний раз видела Дейрдре в школе. Ночью она пропала.

4

В тот вечер мы с Майлсом вышли на задний двор, чтобы сыграть в прыгбол – игру, придуманную нами в детстве. Мы по очереди кидали маленький резиновый мячик-прыгун в стену дома, и второй игрок должен был поймать его, прежде чем мячик повторно коснется земли. Это была грубая игра, требовавшая расчета и безжалостности, и играть в нее в постепенно сгущающихся сумерках казалось нам верным решением. Свет угасал, тени удлинялись, и мы кидали мячик все чаще, словно соревновались с уходящим днем.

Я заметила, что жестче всего Майлс играл, когда был выбит из колеи, а сильнее всего из колеи его выбивала недостижимость мечты стать толкователем. Я тоже вкладывала больше силы в броски, когда злилась, но понять, откуда берется эта злость, не могла. В пятнадцать лет я не осознавала, как отношусь к правилам, которым мне полагалось следовать, и рискам, которые мне нужно было учитывать по той простой причине, что я была девушкой. Злость бурлила у меня внутри, заряжая меня азартом. После нескольких раундов прыгбола у меня ныли ладони и болели плечи, а иной раз я даже уходила с синяками.

Пока мы играли, я вспоминала об инспекторе, о губах Дейрдре и бросала, бросала, бросала – с такой силой, что мама высунулась из окна на втором этаже и пожаловалась на шум. Увидев ее силуэт на фоне желтого света, лившегося изнутри, мы осознали, как сильно стемнело и что пора было заканчивать с игрой, хотя мама нас об этом и не попросила.

Мячик был у Майлса. Когда мама закрыла окно и ее темная фигура пропала из виду, он все еще стоял с мячом в руке. Я видела, как он колеблется, как гуляют его бицепсы, и подумала, что он все-таки сделает бросок. Но он кинул хмурый взгляд на заднюю стену дома, и я поняла, что он прикидывал счет.